Архиепископ женевский михаил: «бог любит нас такими, какие мы есть. Епископ Женевский и Западноевропейский Михаил (Донсков): Единодушие важнее единомыслия

Встреча со святостью – это всегда уникальный опыт, часто он не сразу воспринимается должным образом, но впоследствии может перевернуть всю жизнь. О своем личном опыте рассказывает архиепископ Женевский и Западноевропейский Михаил, которому в течение нескольких лет довелось близко общаться с , прославленным в лике святых.

Святитель Иоанн Шанхайский приехал во Францию в 1950 году, в то время мне было семь лет. Тогда я учился в русском интернате во имя святого Георгия, который располагался в местечке Медон под Парижем. Недалеко от нашей школы был известный храм Воскресения Христова, устроенный силами эмигрантов первой волны в 1927 году. Русский инженер, который его строил, сделал стены из смеси соломы и цемента, назвав материал «соломит», – ни один француз не мог понять, что это такое, но в то время не было возможности построить более монументальное здание. Инженер предупреждал, что наша церковь из соломита сможет простоять не более семи лет. Однако она продержалась до 1981 года, до тех пор пока один из учеников школы не оперся во время службы случайно о стену снаружи и не упал прямо внутрь храма. Теперь на этом месте уже стоит кирпичная церковь, которая по архитектуре полностью воссоздает облик того, «соломенного», храма.

Владыка Иоанн часто бывал в той церкви. А еще у него в Париже была резиденция при храме, который он устроил в 16-м квартале города. Тогда владыка носил титул Брюссельский и Западноевропейский. Он навещал русские школы, в частности нашу, и кадетский корпус в Версале. Воспитанию детей иммигрантов он уделял много времени, поскольку считал эту задачу одной из самых важных.

Как-то мне предстояло первый раз исповедаться. Помню, осознание этого факта меня очень озадачило, ведь до этого я привык каждую неделю просто причащаться. Во вторник той недели, никого не предупредив, к нам приехал владыка Иоанн. Он объявил школьникам, что завтра вечером будет всенощное бдение и все будут исповедоваться. Когда я пришел в храм, там было два аналоя. К одному из них, где исповедовал священник, много лет служивший в этом храме, архимандрит Сергий (Пфасерман), выстроилась длинная очередь моих однокашников. К другому, где стоял владыка Иоанн, подходили преимущественно взрослые люди, здесь очередь шла очень медленно: пока батюшка успевал поисповедовать десятерых детей, во «взрослой» очереди разрешение получал только один человек.

Так как это была моя первая исповедь, я был очень взволнован. Помню, владыка повернулся к нам, детям, и поманил кого-то пальцем. Мои одноклассники подталкивали меня и говорили: «Иди, это он тебя зовет!» Я был смущен и сосредоточен на своих чувствах и поэтому поверил им и смело подошел к владыке. Он строго меня спросил: «Ты что пришел?» Я знал правила хорошего тона и понимал, что невежливо ответить, что, мол, вы сами меня позвали, поэтому ответил: «Владыка, я пришел исповедоваться». А он мне в ответ: «Ты не знаешь, что такое исповедоваться!» Но я уперся: «Знаю, это значит говорить свои грехи ». Владыка сказал: «А ты не знаешь, что такое грехи», но я опять настаивал: «Знаю». «Ну?» – строго спросил владыка. Я стал говорить, как обычно дети говорят, что не слушался старших и так далее. Тогда владыка взял меня под омофор. Не знаю, сколько времени я пребывал под ним, но могу только сказать, что там было светло. И пожилой архиерей мне там казался и красивым, и молодым, и я чувствовал огромную радость. «Говори что хочешь. Скажи всё, что у тебя на сердце, а я буду объяснять тебе, что такое грех», – вспоминаю я слова владыки Иоанна. Первый раз кто-либо из взрослых говорил что-то подобное. Он мне тогда стал объяснять, что такое любовь Божия, что грех – это когда ты отказываешься от этой любви, когда ты от Него уходишь. И тогда ты несчастен, потому что ты сам ушел от любви, ты уже без любви, ты уже как брошенный, ведь ты сам ушел. Для меня это было нечто новое и удивительное, и я чувствовал, что та безграничная любовь, о которой я слышу от владыки Иоанна, тут присутствует. Я не могу сказать, сколько времени продолжалась наша беседа, а когда архиепископ сказал мне: «Ты знаешь, мы тут с тобой остались одни», я, кажется, сказал, что не хочу уходить, так как я не испытывал такого состояния прежде. Я почувствовал, что от этого состояния нельзя уходить. Владыка объяснил мне смысл разрешительной молитвы и потом стал произносить ее – у него был очень ясный слог, каждое слово было понятно. В дальнейшем я не раз замечал на его проповедях, что то, что он говорил, легко входило в сердце каждого, кто его слушал, вне зависимости от образования и степени воцерковленности. Потом владыка сказал: «Сейчас я сниму омофор, но учти, будет темно». В храме действительно оказалось совсем темно, там оставалась непотушенной только одна лампадка. Так как уже все разошлись, владыка Иоанн предложил проводить меня до школы. Он несколько раз спрашивал, настаивал. Но я всё время отказывался, причем я отчетливо тогда понимал, что это гордость во мне говорит, и мне стало очень стыдно, но я смог себя превозмочь и всё равно отказывался, и владыка меня ласково отпустил одного. При выходе стоял мой старший однокашник – мальчик лет девяти, он ругал меня всю дорогу, что я задержался, а его заставили меня ждать. Он ожидал, что его насмешки заденут меня и я буду плакать, и очень удивился, что меня это больше не тревожило – такое радостное ощущение у меня было. Эту свою исповедь я запомнил на всю жизнь.

Нечто подобное случалось и потом. Помню, как некоторое время спустя мы поехали в Брюссель и решили посмотреть на построенный новый храм в честь Иова Многострадального, это был храм – памятник царской семье, всем новомученикам и пострадавшим во время гражданской войны и гонений в России. Его начали строить еще до войны, но окончили только в 1950 году. Это было зимой. Тогда в Брюсселе выпало довольно много снега, и мы даже катались на санках. Внутри церкви было немногим теплей, чем на улице. Мы стояли окоченевшие, внутри помещения было сыро, так как штукатурка на стенах еще не успела просохнуть, но все были поражены обликом храма. Дети, родившиеся на чужбине или приехавшие за границу в младенчестве, в первый раз видели русскую церковную архитектуру. Вдруг мы услышали топот и стук – это владыка Иоанн постучал посохом о пол (дверей еще не было), чтобы привлечь наше внимание, и сердито произнес: «Это так вы встречаете архиерея?» Мы испугались, а он сказал, что пошутил, подошел и каждого благословил, называя по имени. Мы все повернулись к востоку, а владыка начал увлеченно рассказывать, что и как будет в новом храме. Мы смотрели на его ноги в одних сандалиях – они были синие от холода. «Здесь будут плиты с именами всех погибших и замученных во время революции! Патриархи, митрополиты, епископы... Их много, и каждое имя мы упомянем, будем молиться об упокоении их души», – говорил он. Он нас обнимал за плечи, и постепенно мы увлеклись его рассказом, нам стало тепло и даже жарко, несмотря на мороз.

Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский, чудотворец

Мы знали о его духовных дарованиях. Когда владыка Иоанн посещал нас, учеников русской школы, он уже был известен как шанхайский чудотворец. Беженцы, которые из Китая переехали на Филиппины и затем попали во Францию, рассказывали о нем. Когда в Китае к власти пришли коммунисты, были закрыты все границы. Архиепископ собрал свою паству в храме и велел взять самые необходимые вещи. Его авторитет был огромен, и люди беспрекословно его послушались. Они рассказали нам, что после богослужения владыка повел их всех в порт, они вместе спокойно поднялись на корабль и отплыли, не встретив никакого противодействия со стороны властей, – это было чудо. Затем на острове Табубао на Филиппинах, куда эвакуировали беженцев, за длительный период их пребывания не было ни одного стихийного бедствия, хотя штормы и ураганы очень часты в этих местах. Благодаря активным прошениям владыки Иоанна, а он добился встречи с Президентом США, части беженцев удалось переехать с Филиппин в Америку, часть попала в Австралию, еще часть – во Францию.

Владыка Иоанн приходил к нам в школу часто. Он стал моим воспитателем. Наверное, не все мы осознавали, какое значение для нас могли иметь его визиты, ведь в детстве многое воспринимается как само собой разумеющееся. Отношение к владыке было смешанное. Ребята побаивались грозного маститого архиерея, но испытывали восторг, когда он вдруг появлялся. Никогда не забуду, как он хватал меня за плечо сзади при встрече – его рука была тяжелая, как лопата. При этом с детьми он общался очень просто, по-отечески, стоило ему заговорить, и страх сразу уходил, владыка становился полностью «своим».

Он очень много общался с людьми. Со взрослыми говорил кратко. Если его проповеди после Литургии были очень длинными и продолжались не менее сорока минут, то в личном общении он говорил только несколько слов. Когда мне было 16 лет, он как-то подошел ко мне в храме и сказал: «Слушай меня, после Литургии ты должен прихожан всегда собирать на трапезу, ты должен их кормить, привечать, и стол должен быть накрыт, должен ломиться. Потому что трапеза – это продолжение евхаристии. А когда будет Рождество, ты здесь должен ставить елку, чтобы игрушки были, чтобы дети танцевали и чтобы они все получили какой-то подарок, чтобы было им радостно и весело. Ты понял меня?» Я, конечно же, не понял, так как тогда даже не думал и не собирался становиться священником или монахом. Но владыка, видимо, уже провидел то, что я буду клириком. И когда много лет спустя меня в этом храме рукополагали в священники, я вспомнил эти слова и даже прослезился. Владыка совершенно непостижимым образом умел помогать людям. Бывало, он выходил из храма, а мимо шел русский человек, владыка его подзывал и давал пачку денег. «Если ты не заплатишь за квартиру – тебя выгонят», – сказал он незнакомцу, который был очень удивлен, так как даже не ожидал никакой помощи и вообще стеснялся подойти и что-то просить. Причем дали ему именно ту сумму, которая была необходима. Владыка, кстати, очень любил таких кротких, застенчивых людей. Известно, что он собирал бездомных маленьких детей на улицах и создал для них приют. У нас очень часто в храме на богослужении появлялись люди не совсем уравновешенные, по нашему мнению, даже ненормальные. Они знали, что владыка им поможет и исцелит их душевные болезни, накормит и вообще сделает для них всё, об этом знал весь Париж.

Мы, дети, наверное, понимали его святость. Но мы не умели с ней обращаться, не знали, как подойти к нему, но это чувствовали. И чувствовали, что мы, наверное, постоянно что-то делаем неправильно, когда общаемся с ним. Нас это иногда терзало. Как-то в кадетском корпусе мальчики на клиросе, пока владыка служил вечерню, сокращали стихиры. Владыка из алтаря укоризненно цокал языком, но сам не выходил, и дети пропускали песнопения дальше. Когда стихиры спели, владыка вышел и потребовал спеть все стихиры сначала, уже без пропусков.

Одна из главных человеческих добродетелей – это рассудительность, и владыка Иоанн в полной мере обладал такой способностью. Он был для нас живым уроком нравственного богословия. Он говорил человеку: «Делай так-то или, напротив, не делай так, чтобы быть с Христом». Вера – это не философия. Хотя и философией не стоит пренебрегать. Вера – это сила, которая может двигать общество вперед. Но вера может не просто двигать, но и преображать социум.

После того как по долгу службы владыка Иоанн покинул Францию в 1962 году, нам, его воспитанникам, конечно же, стало его недоставать, но я всегда чувствовал, что мы все, и даже я, грешный, остались в его памяти и в его молитвах. После отъезда владыки ко мне часто подходили разные люди, даже безбожники, и спрашивали: «Где ваш епископ?» Они недоумевали и серьезно ко мне обращались: «Как же мы без него будем жить?» Сейчас почитание святителя Иоанна растет, особенно в России. Люди, приезжающие в Сан-Франциско, могут убедиться в нетленности его святых мощей. Многие неоднократно исцелялись по молитвам к нему еще до его прославления. Обретение такого великого угодника Божия стало явным знаком Его милости к зарубежной России и ко всей Русской Церкви в целом.

Епископ Женевский и Западноевропейский Михаил (Донсков): Единодушие важнее единомыслия

29 марта 1943 г. в Париже в русской семье родился будущий епископ Женевский и Западноевропейский Михаил (РПЦЗ), который 15 лет представлял в России Архиерейский синод Русской Православной Церкви за рубежом как епископ Бостонский – викарный епископ Восточноамериканской епархии. 13 декабря 2008 г. владыка Михаил стал одним из десяти лауреатов авторитетной общественной награды – Международной премии Андрея Первозванного «За Веру и Верность», которой он удостоен «за большой личный вклад в воссоединение Русской Православной Церкви и укрепление единства русского народа». С 25 июля 2004 г. по 28 февраля 2005 г., сопровождая мощи преподобномучениц Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары, он посетил 71 епархию Русской Православной Церкви в России (от западных ее рубежей до побережья Тихого океана), Белоруссии, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане, Киргизии, Азербайджане, в странах Балтии. В мае 2006 г. решением Архиерейского собора епископ Михаил был назначен на освободившуюся после увольнения на покой епископа Амвросия Женевскую и Западноевропейскую кафедру, а 13 мая 2008 г. на Архиерейском соборе РПЦЗ он был избран запасным членом Архиерейского синода РПЦЗ.

– Владыка, я не понаслышке знаю, сколь большой вклад вы внесли в то, чтобы 17 мая 2007 года в храме Христа Спасителя был подписан Акт о каноническом общении РПЦЗ и Московского Патриархата. В этот знаменательный день я впервые исповедовалась не у русского, а у английского священника, а причаститься по воле Божьей довелось именно у вас.

– Во время поездок с мощами святых преподобномучениц Елизаветы и Варвары по епархиям Русской Православной Церкви я молился в алтаре вместе со всеми священнослужителями храмов, и некоторые архиереи предлагали мне облачиться и сослужить, но приходилось уклоняться от этого, так как не был еще подписан акт о единстве Церкви. Однако это не умаляло нашего совместного молитвенного общения. Многие архиереи принимали меня горячо. И было чувство, что мы уже на пороге того единства, к которому так долго стремились. Я считаю, что большое значение для подготовки евхаристического общения представителей РПЦ и РПЦЗ имела программа по принесению мощей святых преподобномучениц великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары из Иерусалима в Россию и страны ближнего зарубежья. Это одна из первых программ, проводимых совместно двумя частями Русской Православной Церкви. Это великое событие уже тогда воспринималось как первый шаг на пути примирения и объединения двух ветвей Русской Православной Церкви. Именно двух ветвей, а не Церквей, как иногда говорят. Русская Церковь всегда мыслила себя как одно тело. Это не организация, а организм, тело Христово. Общаясь с народом и священниками в разных уголках России, я воочию убедился в ее духовном возрождении. Я понял, что Россия духовно прозрела. Везде я видел полное единодушие нашей Русской Зарубежной Церкви и Русской Православной Церкви, а единодушие важнее единомыслия.

17 мая 2007 года мне довелось принимать участие в эпохальном событии, снявшем с церковной жизни большой груз. В тот день я и другие архиереи РПЦЗ и Московского Патриархата впервые сослужили на Божественной литургии в храме Христа Спасителя и причащали верующих.

– Как миряне за рубежом отнеслись к подписанию акта?

– Все с радостью приняли это, даже те миряне, которые прежде считали, что еще не готовы к этому. Не было никаких особых волнений по этому поводу.

– Владыка, Вы были одним из 198 архиереев, которые 27 января 2009 года на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви избрали 16-го Патриарха Московского и всея Руси Кирилла.

– Это был первый Поместный Собор, когда архиереи РПЦ и РПЦЗ вместе избирали нового Предстоятеля Русской Православной Церкви. Этот акт имеет очень большое значение для Церкви, для всего русского народа и для всего православного мира. До избрания митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла Патриархом мы встречались с ним и в Смоленске во время принесения мощей свв. преподобномучениц Елизаветы и Варвары, и на конференциях во Франции, Швейцарии, других странах. О чем бы ни говорил Святейший Патриарх Кирилл, о философских аспектах бытия или о социальных проблемах современности, никогда нельзя не согласиться с ним.

– Владыка, Вы говорите по-русски более правильно и красиво, чем сегодня некоторые русские. Как Вам удалось, живя за границей, так хорошо овладеть русским языком?

– Во-первых, все в моей семье дома говорили только по-русски, во-вторых, родное наречие помогала сохранить Церковь. Все регулярно ходили в храм, и я рос при храме с самого детства. Священники окормляли даже самых маленьких прихожан, не только уча нас молитвам, но и играя с нами в футбол. Я почти не пропускал богослужений, тем более на Пасху или Рождество, и я благодарю Бога за это. Когда я родился, и в самом Париже, и в пригороде уже существовала церковная жизнь эмигрантов – были приходские советы, старосты, батюшки. Везде строили маленькие храмы – из досок, из кирпичей, из чего попало. В 1927 году в окрестностях Парижа построили временный храм из материала, изобретенного одним инженером. Он смешал солому с цементом, и этот материал хорошо продавался. Инженер, сделавший большое пожертвование на постройку храма, считал, что он простоит от трех до пяти лет, а он простоял более полувека! Разобрали и перестроили храм лишь в 1980 году, когда опершийся о стену мальчик упал внутрь церкви. А до этого никто не хотел трогать этот намоленный храм.

Я начал ходить в церковь, расположенную в особняке недалеко от руин построенного русскими храма, от которого ничего не осталось после бомбардировок 1943 года. Я родился, когда английская бомба попала прямо в наш храм. Поэтому епископ Матфей, который через Францию ехал из Польши, крестил меня дома. А первая моя исповедь в семь лет прошла у святителя Иоанна Шанхайского, который исповедовал взрослых и вдруг подозвал меня. Под омофором Иоанна Шанхайского было светло и хорошо. Общение с владыкой Иоанном оказало на меня огромное влияние. Мы духовно укрепляемся благодаря его молитвам и чудесам.

– Расскажите о Вашем отце. Как Ваша семья оказалась в эмиграции?

– Мой отец Василий Семенович Донсков родился в 1898 году в России, где в станице Зотовской Хоперского округа провел первые 20 лет своей жизни. Наша фамилия говорит о том, что он был казаком Войска Донского. Опыт жизни в Российском государстве не мог не повлиять на формирование его мировоззрения, на его отношение к России, к своей семье. Отец был одним из молодых казаков, призванных генералом Красновым, атаманом Всевеликого Войска Донского, освобождать от красных всю донскую территорию. Тогда он объездил всю Донскую область. Однажды он вез в Таганрог 20 подвод пшеницы и пересек красный фронт. Его чуть было не наградили за то, что по пути он пожертвовал всего лишь две подводы, а остальные довез. Потом он командовал взводом офицеров. У нас была очень тесная духовная связь. Отец много рассказывал мне о донских землях, и когда я приехал в родные края, то некоторые места узнавал по его рассказам. Удивительная вещь – сила предания!

Выехав из России с частями под командованием генерала Врангеля, отец приехал в Константинополь и сел на пароход, где пассажиры голодали, питаясь лишь лепешками из пшеницы, которые жарили на горячей трубе, – ничего другого не было. Многие болели тифом. Отец заболел малярией, но выжил. В Константинополе русские буквально наводнили город, их было больше, чем турок, которые из страха заразиться все эти пароходы поставили на карантин. Потом отец перебрался на остров Лемнос, где были казачьи части. Оттуда небольшая группа казаков вернулась в Турцию. О своей недолгой жизни в Турции отец очень мало рассказывал, говоря, что и в Турции, и в Греции легко не было. В Греции он питался одними помидорами, что для него было совершенно ново. В 1922 или 1923 году он приехал в Прагу. В Чехии благодаря российскому послу отец получил бумагу о том, что он русский беженец, что было очень важно.

В Париже было то же самое. Во всех странах мира наши послы присягали Временному правительству, но отказывались присягать большевикам. Все русские посольства имели печати, признаваемые государствами до момента признания ими Советского Союза. Во Франции это произошло в 1924 году. Я знаю, что единственным государством, которое выдавало пособие русским беженцам, была нищая Сербия. Это удивительный факт! Таким образом, многие русские существовали за границей вполне легально, поступали в университеты, в сельскохозяйственные школы. В Праге отец поступил в агрономический институт, где встретил мою мать Анну, которая родилась на юге Моравии (это между Словакией и Чехией, где равноапостольные братья Кирилл и Мефодий основали первые церкви с богослужением на славянском языке). Там есть источник, куда приходило много паломников. Мама была очень благочестива и до конца своей жизни всегда молилась. Выйдя замуж за отца, она приняла православие.

Летом казаки работали на покосах в деревнях. Жизнь была веселая, но очень тяжелая, потому что за работу им очень мало платили. В городах, где были университеты, людей селили в бараки. В лагере один казак был портным, другой – парикмахером, третий – кем-то еще. Это была легальная жизнь в общине, хотя и очень скудная.

Работая несколько лет в поле и сделав кое-какие сбережения, отец сумел в 1928 году выехать в Париж, который стал центром эмиграции.

К тому времени туда уже переехал Донской атаман А.П. Богаевский, и его канцелярия оформляла бумаги казакам, приехавшим во Францию. Там уже были атаманы, многие наши писатели, российская интеллигенция. В 1929-м отец выписал туда мою мать, в 1930-м они поженились, а я родился в 1943-м. Оба моих брата всю жизнь прожили во Франции. Один почил о Бозе 16 мая 2009 г. Он был академик, энтомолог. Второй – доктор медицины, живет в деревне в Нормандии, у него большая семья, много внуков.

– Ваши родители были верующие?

– Мой отец был глубоко верующим человеком. Выезжая из России, он взял с собой, кроме своего мундира, лишь две вещи, которые уцелели, – фотографию своего отца (полученную им во время отступления через Новочеркасск от одной из его теток) и маленькую иконочку Тихона Задонского, которую дед привез из Задонска, когда было прославление святого. Она всегда была в красном углу в нашем доме. Однажды пуля попала в карман, где отец носил эту иконку из латуни, и она спасла ему жизнь. Когда отец отдал мне иконку, я еще не думал, что буду священником, и спросил: «Почему ты даешь ее мне, младшему сыну?» Но он почему-то вручил ее именно мне.

– Были ли в Вашем роду священники?

– Мой отец не помнил, чтобы у нас в роду были священники. Но известно, что мой прапрадед, будучи ктитором, вместе с казаками станицы Зотовской Хоперского округа строил в станице храм в честь иконы Знамения Божьей Матери. Век спустя на средства всех казаков Донской области в Новочеркасске был построен Вознесенский собор. 23 мая 2007 года я сослужил здесь архиепископу Ростовскому Пантелеимону на Божественной литургии. Это было первое совместное богослужение на Донской земле после долгих лет разделения. Когда я был в этом соборе лет 10 назад, то и мечтать не мог, что буду служить здесь. Мой прадед жил очень долго. В 80-х годах XIX века мой дед служил при атамане в запасной сотне в Новочеркасске, потом их полк стоял в Польше. Умер он глубоким стариком – в возрасте 50 лет (тогда считалось, что 50 лет – предел), когда красные начали на хуторе свои расправы. Мой отец был тогда с атаманом Красновым.

– Вашему отцу удалось вернуться в Россию?

– Один раз он приехал на месяц в 1968 году. Но чтобы вернуться – никогда не было речи. В станицу он попасть не смог. Все, говорит, перекопали, казаков нет, самое высшее звание в деревне – тракторист в колхозе. Из своего поколения он встретил лишь трех человек. Он помнил их имена и отчества! А они не хотели с ним говорить. Потом, когда он был один, кто-то из них подошел к нему: «Я тут в опале живу». Отец считал, что здесь, во Франции, он у себя, а для поездки в Россию он слишком стар, и он решил, что больше не поедет.

– Удалось ли найти могилы Ваших предков?

– Конечно, я искал могилу деда, но не нашел. На заросшем кладбище все было повалено, все кресты сломаны. Когда я был там первый раз, нашел могилу с надписью, что тут покоится Донсков. На могиле, в которой мог быть похоронен дед, установлен необычный памятник c крестом: по бокам – имена, а наверху – книга. Когда я видел подобные памятники в Петербурге, Феодосии, в других местах, мне говорили, что такие памятники ставили на могилах людей духовного звания. А на хуторе, где дед жил в конце жизни, есть могилы родственников.

– Расскажите о Вашей жизни во Франции.

– Я вырос в эмиграции, в особом мире, где был окружен людьми, среди которых были атаманы, генералы, полковники. Нам передавались и большая гордость за казачье звание, и особое понимание служения. Обычно русскому человеку за границей очень нелегко найти подходящий для себя образ жизни, но у наших людей было достаточно гибкости, острое чувство локтя. Когда нужно было что-то делать, всегда собирались вместе, участвовали в общественных местных организациях, в строительстве церквей.

– Вы себя ощущаете русским или французом?

– Помимо французской школы, я окончил еще и 10 классов русской школы Антонины Михайловны Осоргиной (принявшей позже монашество с именем Серафима), где раз в неделю мы изучали Закон Божий, литературу, русский язык, русскую историю. Благодаря этому в нас укреплялось чувство, что мы русские. По французским законам ребенок, родившийся на территории Франции, имел национальность отца. Значит, я родился русским. В 1940-е годы, когда над русскими нависла угроза, местный комиссар полиции убеждал отца сказать всем русским, чтобы они приняли французское подданство. Он принес бумагу на подпись, говоря, что они не требуют, чтобы мы стали французами: «Мы знаем, что вы русский, и никогда ничего требовать не будем. Просто подпишите!» Мой отец отказался. Спустя какое-то время комиссар вернулся с уже заполненной бумагой: «Подпишите, у вас три мальчика! Иначе административно мы уже ничего не сможем сделать». Он подписал. В десять лет в комиссариате мне дали мой первый документ. Так французы спасали русских.

Все школьные и студенческие годы у нас была очень активная общественная жизнь, были лекции, волейбольная команда, оркестр, хор, в котором я пел. Помимо учебы, экзаменов, мы всегда были очень заняты: летом отдыхали в детских лагерях, а зимой углубленно изучали русскую историю и культуру. У нас были такие юношеские организации, как, например, организация Витязей, с которой я был связан долгие годы. С 1959-го по 1966 год летом и весной руководил лагерями Витязей во Франции, а зимой в Австрии. В 1965 –1966 годах служил в санитарных частях, после чего получил так называемый Diplome de Moniteur de Colonies de Vacances, позволивший мне вести педагогическую деятельность в юношеских православных лагерях, в которых сам я участвовал с 1950 года.

Пройдя школу инструктора и руководителя Национальной организации Витязей (НОВ) непосредственно при ее основателе Н.Ф. Федорове, в 1994 –1995 годах руководил двумя лагерями в России, на Дону. С 1969 года работал в госпиталях Парижа и его окрестностях в реанимационном и детском отделениях, а с 1978 года, наряду со службой, преподавал в госпиталях и медицинских школах физику дыхания.

– Вы мечтали стать врачом?

– Еще в школе я ориентировался на медицину, как и один из моих старших братьев, который поступил на медицинский факультет. Получив среднее образование, я выбрал класс математики. Потом стал сотрудником одного профессора в институте физики на медицинском факультете. Меня привлекала экстренная медицина – реанимационные отделы, скорая помощь, дыхательные машины. На годы моей работы пришлось три поколения этих дыхательных машин. Мы развивали область, о которой тогда было мало известно, и это порождало множество медицинских конфликтов, потому что люди были еще не готовы воспринимать это. Я был не врачом, а специалистом по дыханию в реанимационном отделе.

В госпиталях я работал тридцать лет и одновременно служил в церкви. Прислуживать в алтаре начал с семи лет. С 1951-го пел в церковном хоре юношеских лагерей, с 1960 года служил псаломщиком и регентом. В 1979-м был поставлен архиепископом Антонием (Бартошевичем) в чтецы, а в 1980-м – в иподиаконы. В 1981 году архиепископ Антоний рукоположил меня в диакона, в 1991-м – во иерея. Отец, умерший в 1986 году, не узнал о том, что в 1996 году я был пострижен митрополитом Виталием (Устиновым) в монашество и возведен в сан игумена в Фомино воскресенье. В праздник апостолов Петра и Павла того же года хиротонисан во епископа Торонтского, викария Монреальской и Канадской епархии.

– Владыка, Вы все время в разъездах – Америка, Европа, Россия… Где Вы чувствуете себя дома?

– Везде, где есть Русская Церковь, а Русская Церковь везде.

– Русские эмигранты особенные?

– Вы знаете, русская эмиграция отличается от любой другой. Русский человек очень отличается от европейцев во всем, кроме одежды. Никогда нам не приходило в голову наряжаться как-то иначе, мы одевались как все. Но у русских есть специфические черты – это предание, культура и, в первую очередь, православное мировоззрение. Даже если человек мало посещает храм, у него все равно православное мировоззрение, впитанное через всю русскую литературу. Никакого русского не заставишь быть похожим на француза. Некоторые даже устриц не ели, чтобы не быть похожими на французов. Конечно, во французской среде русским было мало места, но они всегда искали и находили своих соотечественников. Помимо церкви, было очень много общественных организаций, например, полковые объединения. Но в храме собирались люди разных сословий и званий из всех регионов России. И все стремились получить высшее образование.

– В России много лет обсуждается вопрос, вводить ли в школах предмет «Основы православной культуры». У него очень много противников.

– Если бы не было противников, было бы даже подозрительно. Знаете, где действие, там и противодействие. Если противодействия нет, значит, нет и действия.

– Владыка, как воспитывать ребенка, если один супруг верующий, а другой нет?

– Все идет от семьи. И мы обязаны создавать условия для того, чтобы у каждого ребенка был семейный очаг. А все остальное – благодать Божья. Надо учесть, что люди греховны, привязаны к земному – хочется иметь свой холодильник, машину… А нужно уделять время и духовной жизни. Человек – верующий или неверующий – все равно создание Божье. Попробуйте найти людей без совести. Не найдете! Даже у ребенка есть чувство вины. У маленького ребенка нет цинизма, но он есть у подростков. Кроме любви и справедливости, подросток ничего не понимает. Для него главный авторитет – друг, а не родители! Поэтому не оскорбляйте его друзей, он этого никогда не простит. Он ненавидит несправедливость. Его нужно любить, уважать и полагаться на волю Божью. Дайте ему больше любви, внимания, как бы это ни казалось трудным. Брать на себя всю эту скорбь – это подвиг родителей, это самый трудный момент для них – отвечать за все, пока ребенок не станет взрослым. Дети могут вести себя очень скверно, если с ними не будут считаться. О них нужно как можно больше молиться. Так как они сами делают свой выбор, их нужно во всем поддерживать. А их совесть может сама заговорить.

Только родители могут воцерковить малых детей, нравственно их воспитать, привить любовь к церкви. Когда родители ведут своих детей в храм, те имеют живую связь с церковью. Подросток, с одной стороны, хочет остаться привязанным к родителям, с другой – стремится отойти от них, ищет себе друга. Для подростков надо искать нецерковные светские организации. У нас за границей это юношеские организации Витязей, Соколов и т.д. Это сложная проблема, но каждому человеку надо самому воцерковляться.

– Вы не раз участвовали в религиозной секции Мирового общественного форума «Диалог цивилизаций», проходящего на греческом острове Родос.

– Родос – место встречи и обсуждения некоторых вопросов представителями разных народов, разных религий. Общение необходимо, чтобы лучше понять и другого, и самого себя. Когда видишь, что творится в мире, приходишь к выводу, что кровь льется там, где есть языческое поклонение дьяволу – там теракты, грабежи и убийства. Это язычники.

– В московской школе № 717 с 2005 года действует Детское благотворительное общество во имя Великой княгини Елизаветы Федоровны, которое, например, проводит ежегодные благотворительные акции «Дорогою добра» в помощь онкобольным детям. В школьном театре «Робинзон» Е. Подосенова поставила первую в России детскую пьесу, посвященную Елизавете Федоровне. Что бы Вы передали ребятам, режиссеру и автору пьесы «Белый Ангел Москвы» Р. Кошурниковой?

– Я очень им благодарен. И дела милосердия, и спектакль – это их вклад, их лепта в просвещение детей и взрослых, которые мало что знают о преподобномученице Елизавете, которая, кстати, основала вне стен Марфо-Мариинской обители кружок «Детская лепта» для помощи бедным детям. Нужно по всей России распространять опыт детских благотворительных организаций, нужно напоминать, что при жизни Великой княгини в разных городах действовали ученические дружины, помогающие семьям погибших воинов и другим страждущим. А такие спектакли, как «Белый Ангел Москвы», нужно показывать не только в стенах школы и других учреждений, но и в театре, а запись – по телевидению. Да благословит Господь всех, кто занимается таким полезным делом.

– Каково ваше мнение о фильме «Страсти Христовы»?

– Показывать избиение Христа – это не реализм... Нельзя оскорблять чувства верующих, нельзя Божество подвергать издевательству, повторять то, что уже раз совершилось. Разве это не понятно?

– Достоевский говорил о том, что он «дитя века, дитя неверия и сомнения». А вам знакомы сомнения в существовании Бога?

– У себя я такого конфликта не помню, хотя подростком я был как все, но в церковь всегда ходил, прислуживал и пел в хоре.

– Какое произведение Достоевского Вы прочитали первым?

– Самое первое, что я прочитал у Достоевского, – это роман «Униженные и оскорбленные». В Париже, где я тогда жил, ставили пьесу по этому роману. В нашем окружении нам рекомендовали читать роман «Бесы». Хотя Достоевский переведен на французский язык, в школе его не изучают. Его везде уважают, но более восприимчив к нему русский народ. Если русские будут читать Достоевского, они к Церкви придут. Это мое мнение.

– Вы совершенно правы. Я испытала это на себе. О Боге я задумалась, читая Достоевского. И впервые пришла в храм, прихожанином которого был Достоевский. У чудотворной иконы Божией Матери «Старорусская» исцелился от язвы желудка потомок писателя Дмитрий Андреевич Достоевский, который пришел к Богу уже взрослым человеком.

– Да, каждый человек рано или поздно задает себе вопросы духовно-нравственного характера, и многие страдают оттого, что не имеют на них ответов. Достоевский, на мой взгляд, – единственный писатель в мире, который не только ставит эти вопросы, но и дает на них ответ, причем, что нам особенно близко, дает ответ с точки зрения православия. Достоевский – проповедник Истины. Он показывает, что человек, хоть и падший грешник, если он любит Бога, может через покаяние преобразить свою жизнь. Особенно ярко это видно в «Братьях Карамазовых», хотя примеров много во всем его творчестве. Люди недоумевают, почему Достоевский много описывает разврат, лукавство, разного рода падения. Но совершенно ясно, что он сам не любит это. Он указывает человеку путь, благодаря которому через покаяние можно искупить свои грехи и стать другим. Он открытым текстом говорит – только подойди к Богу, и у тебя все решится.

Еще митрополит Антоний Храповицкий считал, что Достоевский способен тронуть чувства и сознание людей из всех слоев русского общества, что русский народ через Достоевского придет к вере. Когда едешь в поезде с французом, он будет рассказывать о себе, своей семье, своей жизни. А садишься в вагон с русским, и узнаешь, какой он «негодяй и пьяница». Основная разница между русскими и иностранцами – открытая душа. Русский всегда без прикрас откроет свое сердце. С одним русским из СССР я беседовал в поезде 13 часов! Для меня это было открытие советского общества. У него была сложная жизнь. И спустя 12 часов он вдруг спрашивает: «Какая разница в том, быть ли хорошим христианином или хорошим коммунистом?» Я ответил, что христианин – это человек, принимающий в свое сердце Христа. «Это не так», – сказал он, вскочил и убежал, а через пять минут вернулся и за последний час совершенно раскрылся. Он казался на вид на 20 лет старше меня, а оказался на 20 лет моложе.

– Архиепископ Волоколамский Иларион (Алфеев) признался, что перечитал всего Достоевского в 14 – 15 лет. А как Вам кажется, в каком возрасте лучше читать Достоевского?

– Достоевский не писатель для определенной категории людей. Любой, кто возьмет в руки книгу Достоевского, найдет в ней ответы на свои вопросы. Это и юный, и пожилой, и образованный, и не очень. Тут закона нет. Это писатель универсальный. Кому в душу западет, тот сможет что-то духовно почерпнуть для себя.

– Близок ли вам «символ веры», который сложил для себя Достоевский, – «верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».

– Я уверен, что мир делится на две части – на тех, кто со Христом, и на тех, кто против Христа. И не сомневайтесь, что те, кто против Христа, они с дьяволом. Так лучше быть со Христом!

Беседовала Ирина АХУНДОВА

Фото предоставлены Фондом Андрея Первозванного

Родился 29 марта 1943 г. в Париже в семье донского казака станицы Зотовской, Хоперского округа, Василия Семеновича Донскова (1898-1986). Крещен епископом Матфеем.

Образование получил во Франции, окончил 10-классную Русскую школу А.М. Осоргиной. С 7 лет прислуживал в алтаре. С 1951 г. участвовал в церковном хоре юношеских лагерей, а с 1960 г. служил псаломщиком и регентом.

В 1965-1966 гг. проходил военную службу, находился в санитарных частях.

Полученный в 1966 г. Diplome de Moniteur de Colonies de Vacances позволил вести педагогическую деятельность в юношеских православных лагерях, в которых сам участвовал с 1950 г. Школу инструктора и впоследствии руководителя «Витязей» (НОВ) прошел непосредственно при основателе НОВ.

В 1959-1966 гг. руководил лагерями витязей во Франции (летом и весной) и в Австрии (зимой). В 1994-1995 гг. руководил двумя лагерями в России, на Дону. Одновременно с 1969 г. работал в госпиталях Парижа и его окрестностях в реанимационном и детском отделениях, а с 1978 г., наряду со службой, преподавал в госпиталях и медицинских школах.

В 1979 г. архиепископом Антонием (Бартошевичем; †1993) поставлен во чтецы, в 1980 г. — во иподиаконы. В 1981 г. архиепископом Антонием рукоположен во диакона, в 1991 г. — во иерея.

С 1991 г. — духовник Парижского округа НОВ. В 1995 г. награжден серебряной медалью за более чем 25 лет служения в госпиталях.

В 1996 г., в Светлый пяток, митрополитом Виталием (Устиновым) пострижен в монашество, в Фомино воскресенье возведен в сан игумена.

Решением Архиерейского Синода РПЦЗ в мае 2006 г. назначен на .

Решением Архиерейского Синода РПЦЗ от 13 сентября 2017 г. временно освобожден (с 28 сентября) от управления Западно-Европейской епархией.

Епископ Женевский и Западно-Европейский Михаил (Донсков):

"Мир делится на тех, кто со Христом, и на тех, кто против Христа"

Владыка Михаил во Владивостоке

Когда 29 марта 1943 г. в Париже родился мальчик, которому в будущем суждено было стать епископом Женевским и Западно-Европейским Михаилом (РПЦЗ), ни его отец Василий Семенович Донсков (1898-1986), ни крестивший его позднее епископ Матфей не могли, конечно, представить себе, что в далеком 2008 году он приедет в Москву и будет стоять на сцене Государственного Кремлевского Дворца среди лауреатов Международной премии Андрея Первозванного «За Веру и Верность». Да и сам владыка вряд ли мог вообразить себе, что удостоится высокой общественной награды «за большой личный вклад в воссоединение Русской Православной Церкви и укрепление единства русского народа».

В праздник апостолов Петра и Павла в 1996 г. он был хиротонисан во епископа Торонтского, викария Монреальской и Канадской епархии. Затем 15 лет представлял в России Архиерейский Синод РПЦЗ как епископ Бостонский – викарный епископ Восточно-Американской епархии, которую возглавлял глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Лавр. В мае 2006 г. решением Архиерейского Синода епископ Михаил был назначен на освободившуюся поле увольнения на покой епископа Амвросия Женевскую и Западно-Европейскую кафедру. 13 мая 2008 г. на Архиерейском Соборе РПЦЗ избран запасным членом Архиерейского Синода РПЦЗ.

Невозможно преувеличить роль епископа Михаила в процессе объединения двух ветвей РПЦ, ведь именно он в течение семи месяцев сопровождал в путешествии по России мощи преподобномучениц Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары. Пожалуй, нет в Русской Зарубежной Церкви другого представителя РПЦЗ, которого бы знали в лицо практически все правящие архиереи России и некоторых стран ближнего зарубежья. Никто не посетил столько русских храмов и монастырей, не общался с таким количеством духовенства и прихожан, не благословил столько православных христиан, не прошел пешком столько крестных ходов, не дал столько интервью, как владыка Михаил. С 25 июля 2004 г. по 28 февраля 2005 г., сопровождая великую святыню, он посетил 71 епархию Русской Православной Церкви в России (от западных ее рубежей до побережья Тихого океана), Белоруссии, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане, Киргизии, Азербайджане, в странах Балтии, путешествуя по воздуху, по воде, по железной дороге… И везде его встречали как самого дорогого гостя!

В 2004 году Патриарх Московский и всея Руси Алексий II говорил: «Будем молиться и надеяться, что принесение в Россию святых мощей преподобномучениц Елисаветы и Варвары явится духовным знамением и Божиим благословением начавшему процессу объединения Русской Православной Церкви». Его надежды сбылись.

После того, как десница Великой княгини Елизаветы Федоровны, которой, по приблизительным подсчетам, поклонилось не менее 10 миллионов человек (среди них были и представители других конфессий), благословила сотни городов и сел, вскоре произошло то, чего все так ждали, – 17 мая 2007 г. в Храме Христа Спасителя был торжественно подписан Акт о каноническом общении Русской Православной Церкви и Русской Православной Церкви Заграницей.

В канун дня рождения Преосвященнейшего епископа Женевского и Западно-Европейского Михаила мне посчастливилось побеседовать с ним.

– Владыка, поздравляю Вас с вручением премии «За Веру и Верность», лауреатами которой являются многие уважаемые люди не только в России, но и за рубежом. И, конечно, Вы как никто достойны этой награды. Что она для Вас значит?

– Апостол Андрей Первозванный воздвиг апостольский крест над русскими землями, и в наше время этот крест воздвигается в России выше, чем где бы то ни было. Я благодарю Фонд Андрея Первозванного за высокую награду, которую до меня вручили Предстоятелю Русской Православной Церкви Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II и Первоиерарху Русской Православной Церкви Заграницей митрополиту Лавру. По их благословению состоялась программа принесения мощей преподобномучениц Елизаветы Федоровны и инокини Варвары из Иерусалима в Россию и страны ближнего зарубежья – одна из первых программ, проводимых совместно двумя частями Русской Православной Церкви. Это великое событие уже тогда воспринималось как первый шаг на пути примирения и объединения двух ветвей Русской Православной Церкви. Именно двух ветвей, а не Церквей, как иногда говорят. Русская Церковь всегда мыслила себя как одно тело. Именно после поездки созрела и укрепилась мысль о возможности воссоединения двух частей Русской Православной Церкви. Общаясь с народом и священниками в разных уголках России, я воочию убедился в ее духовном возрождении. Я понял главное – Россия очень изменилась, духовно прозрела. Везде я видел полное единодушие нашей Русской Зарубежной Церкви и Русской Православной Церкви, а единодушие важнее единомыслия, которого может и не быть. Важна соборность.

Святитель Иоанн Шанхайский, который после войны жил во Франции, нам всегда говорил, что Господь не мог оставить Россию. И вот теперь пришло время, когда Русская Церковь совершила свое Единство и преобразила Россию. России Православной мы всегда служили, но Господь позволил совершить на ее пространстве принесение святыни, что явилось наградой и для меня, и для всего русского народа, с которым я разделяю радость служения Отечеству за Веру и Верность!

– 13 декабря 2008 года XVI церемония вручения Международной премии апостола Андрея Первозванного «За Веру и Верность» началась с минуты молчания – все стоя почтили память Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

– День памяти апостола Андрея Первозванного совпал с девятым днем со дня кончины Предстоятеля Русской Православной Церкви, идейного и духовного вдохновителя всего, что делают организаторы церемонии – Фонд Святого Всехвального апостола Андрея Первозванного и Центр национальной славы. Я уже несколько лет участвую во многих мероприятиях, проводимых ими, и хорошо знаю председателя Попечительского совета ФАП и ЦНС, главу ОАО «Российские железные дороги» Владимира Якунина, который, открывая церемонию сказал о том, что впервые премия вручается после смерти Святейшего Патриарха, благословившего все основные проекты Фонда Андрея Первозванного и Центра национальной славы. 10 декабря 2008 года Его Святейшество должен был возглавить шестое заседание Попечительского совета программы «Возрождение Марфо-Мариинской обители милосердия. К 100-летию со дня основания», о котором были извещены и его сопредседатели – Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир, мэр Москвы Ю.М.Лужков, В.И.Якунин и все члены Попечительского совета. Но 5 декабря сердце 79-летнего 15-го Патриарха Московского и всея Руси Алексия II перестало биться. 23 февраля 2009 года ему исполнилось бы 80 лет. Его юбилей должен был отмечаться в тот же день, что и 100-летие Марфо-Мариинской обители милосердия, которую Его Святейшество очень любил.

– Кому принадлежал почин посетить Россию с великой святыней?

– Инициатором программы принесения мощей святых преподобномучениц Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары в пределы РПЦ, начатой в год 140-летия со дня рождения Великой Матушки, стал Фонд Андрея Первозванного, который просил предоставить ему святыню на короткий срок. Тогда Синод Русской Православной Церкви Заграницей предложил привезти мощи в Россию для поклонения верующим на более долгий срок, чтобы посетить как можно больше епархий, что Московский Патриарх сразу благословил.

Епископ Женевский и Западно-Европейский Михаил (Донсков) с мощами святых преподобномучениц

Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары на Сахалине

– 24 июля 2004 года именно Вы торжественно вынесли из храма во имя святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании позолоченный ковчег с десницей преподобномученицы Великой княгини Елизаветы Федоровны в серебряном окладе. Какой след эта программа оставила в Вашей жизни и какое значение она имела для Русской Православной Церкви?

– Это был радостный и очень символичный момент. Во время Всероссийского крестного хода, равного которому по масштабу еще не было в истории Русской Церкви, миллионы людей смогли приложиться к великой святыне. И очень важно, что благодаря широкому освещению этого события в СМИ огромное количество людей, часто далеких от церкви, услышав о прибытии мощей, первый раз в жизни посетили храм. Оказалось, что очень многие люди до этого вообще ничего не знали ни о Великой княгине Елизавете Федоровне, ни о том, что такое мощи. Для многих открылся целый пласт духовно-исторической жизни старой России, открылось понятие предания, и в то же время все мы увидели совершенно новый облик современной России – ее духовный облик. Разве это не чудо? Это событие коснулось достаточно много душ. Люди очень искренне проявляли свою веру. Эту встречу с русским народом я никогда не забуду.

– Что Вас более всего удивило во время той незабываемой поездки? Расскажите, пожалуйста, о наиболее ярких впечатлениях.

– Удивила та незримая связь, которая часто обнаруживалась между Елизаветой Федоровной и местом, которое посещали ее мощи. Например, в Казань ее десница прибыла в день рождения святой преподобномученицы и посетила храм, где служил некогда духовник Великой княгини. Приятно удивило то, как горячо народ встречал ковчежец с десницей Елизаветы Федоровны. Иногда вагон-храм с мощами прибывал на вокзалы глубокой ночью, как это было, например, в Перми, когда шел проливной дождь. Но в любую погоду к святыне всегда приходило очень много людей. Запомнилось, как за Полярным кругом – в аэропорту Игарки, где самолет ненадолго приземлился, к нам пришел местный священник и восемь человек из его маленькой общины. Там людям трудно, их образ жизни скуден – и вдруг такое событие. В памяти осталось также посещение больного мэра одного города (кажется, Тамбова), который лежал в больнице. Вся больница встала, чтобы вместе со своим мэром подойти поклониться мощам. Были и другие радостные минуты.

– Когда Вы впервые побывали в России?

– Помню мое первое посещение Москвы в 1967 году, когда я был 20-летним студентом. Маленькой группой мы шли по Большой Ордынке и остановились у старых красивых деревянных ворот, не зная, что за ними находится. Даже не пытаясь войти, я лишь фотографировал храм сквозь отверстие в воротах. Мы стояли и не уходили. Вдруг одна женщина подошла, сказала шепотом: «Это Марфо-Мариинская обитель» и сразу ушла. Мы обрадовались, так как знали об обители, а на медной плите около ворот было написано, что здесь находятся реставрационные мастерские Грабаря. Лишь после 2003 года я впервые вошел в ограду обители и увидел мастерские, где мне показали иконы в процессе реставрации. Позже я бывал здесь, беседовал с художниками-реставраторами. А 4 марта 2004 года был приглашен в «Зимний сад» гостиницы «Метрополь» на благотворительный ужин, посвященный 95-летию обители и открытию международной программы «100-летие Марфо-Мариинской обители милосердия», организованной Фондом Андрея Первозванного.

– Владыка, а я, начав работать в Фонде 1 марта, даже представить себе не могла, что сначала буду ездить с Вами по городам России вместе с мощами Елизаветы Федоровны, а потом по милости Божьей окажусь в отделе по реализации программы «Возрождение Марфо-Мариинской обители милосердия. К 100-летию со дня основания». С передвижной фотовыставкой «От милосердия к святости», посвященной Великой княгине и ее обители, мы посетили 11 городов. А нужна ли эта выставка за рубежом?

– Жаль, что не удалось устроить выставку в странах Зарубежья и на родине Елизаветы Федоровны – дочери Великого герцога Гессен-Дармштадтского, внучки королевы Великобритании Виктории. Несомненно, что эта выставка заинтересует жителей разных стран. Ее уже ждут в Израиле, Палестине, Ливане, Финляндии, где бывала Елизавета Федоровна. Надо лишь заранее подготовить людей к этому событию, показав им фильмы о Великой княгине, другие материалы. Я имел разговор об этой выставке с архиепископом Германским и Берлинским Марком, и он благословил ее проведение в Дармштадте – на родине Елизаветы Федоровны, где 16 октября 2007 г., в год Русского языка, отмечалось 90-летие со дня закладки храма Марии Магдалины. В Лондоне тоже надо бы провести эту выставку. Когда мы были с митрополитом Лавром в Англии, я поразился, что среди скульптур на фронтоне Вестминстерского Аббатства (Westminster Abbey – древний собор готического стиля) помещена узнаваемая скульптура преподобномученицы Елизаветы. Самое удивительное то, что для нее уже есть совершенно определенный иконописный канон.

В 2006 году Патриарх Московский и всея Руси Алексий II обратился с письмом к Владимиру Якунину, выразив благодарность за прежние труды и прося помочь в возрождении Марфо-Мариинской обители милосердия. Мне довелось участвовать в заседаниях Попечительского совета программы «Возрождение Марфо-Мариинской обители. К 100-летию со дня основания». Сначала было решено полностью восстановить обитель за два года, но на это потребовалось всего полтора года. Давно об этом молились, и вот совершилось. Теперь восстановлены и ворота, и ограда, и Покровский храм, и все здания. Остается возродить дух обители, которая задумывалась Елизаветой Федоровной по древнему образцу как «институт диаконис», служба милосердия, а не как обычный монастырь. Например, на севере Европы, в Бельгии, когда-то существовали общины женщин, не постриженных в монахини, посвящавших свою жизнь благотворительности и всякой помощи нуждающимся (эти «полу-монахини» назывались словом «бегин»). Во Франции святая преподобная Геновефа (Женевьева) Парижская (423-512) была не монахиней, а такого рода праведницей, покровительницей Парижа. Она известна тем, что спасла Париж от нашествия гуннов под предводительством Атиллы.

– Елизавета Федоровна мечтала создать подобные обители по всей России, но революция разрушила эти планы.

– Мне кажется, что воцерковление России может произойти только так. Этим должны заниматься женщины такого звания. Они могут легко общаться с семьями. Батюшки не всегда смеют ходить по домам, а женщины смело идут в дом, берут детей на руки. Для воцерковления всей России надо возродить семью и деревню, вернее поддержать их. Для больных детей нужно создавать самые благоприятные условия для их выздоровления. И это должно сопровождаться духовным окормлением. При Елизавете Федоровне отец Митрофан Сребрянский окормлял и обитель, и больницу при ней.

– Насколько изменилась Россия со времени вашего первого приезда сюда?

– Абсолютно все по-другому. Другое поколение людей, другая обстановка. Если не считать 1967 года, то впервые я приехал в Москву в октябре 1993 года и с тех пор приезжаю регулярно. Когда мы подъехали к Кремлю, я совершенно не мог ориентироваться. Все совершенно переменилось – здания, кварталы. 1993 год и сегодняшний день – тоже совершенно колоссальная разница. Помню, в Петербурге я сидел в машине и смотрел, как люди ходят, как одеты. Люди стали совершенно другими, с совершенно другим взглядом.

– 17 мая 2007 года, в день подписания Акта о каноническом общении РПЦЗ и Московского Патриархата, я впервые исповедовалась не у русского, а у английского священника. Каково же было мое удивление, когда я подошла к Чаше, которую держали Вы, владыка. Из-за многолюдной толпы я не видела Вас, и было символично причаститься именно у Вас.

– Да, мне довелось принимать участие в этом эпохальном событии, снявшем с церковной жизни большой груз. В тот день я и другие архиереи РПЦЗ и Московского Патриархата впервые сослужили на Божественной литургии в Храме Христа Спасителя и причащали верующих. А на следующий день в храме Николы в Толмачах я служил молебен перед Владимирской иконой Божией Матери накануне Крестного хода «Под звездой Богородицы». Таких Крестных ходов было восемь – из Владивостока, Якутска, Санкт-Петербурга, с Соловков, из Иерусалима и т.д. Во время моих поездок с мощами святых преподобномучениц Елизаветы и Варвары по епархиям Русской Православной Церкви я молился в алтаре вместе со всеми священнослужителями храмов. Некоторые архиереи даже предлагали мне облачиться и сослужить, подчеркивая уже тогда нашу «близость», но приходилось уклоняться от доброго предложения, так как не был еще подписан Акт о единстве Церкви. Но это не умаляло нашего совместного молитвенного общения. Многие архиереи принимали меня широко, горячо. И было чувство, что мы уже на пороге того единства, к которому так долго стремились. И вот теперь я могу по приглашению сослужить любому архиерею в любом храме и считаю, что большое значение для подготовки евхаристического общения представителей РПЦ и РПЦЗ имела программа по принесению мощей Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары.

– Как миряне за рубежом отнеслись к подписанию Акта?

– Все с радостью приняли это, даже те миряне, которые прежде считали, что еще не готовы к этому. Не было никаких особых волнений по этому поводу.

– Читайте Евангелие. Там все написано. Читайте Достоевского – начиная с «Братьев Карамазовых». Если уже читали, читайте еще раз. Читайте комментарии к его произведениям, литературу о Достоевском. Но сам я в детстве Достоевского не читал и не советую подросткам читать.

– Вы участвовали в Достоевских чтениях в Старой Руссе. Писатель говорил о той жажде верить, которая стоила ему страшных мучений, о том, что его осанна через большое горнило сомнений прошла, что он «дитя века, дитя неверия и сомнения». А у Вас не было сомнений в существовании Бога?

– У себя я такого конфликта не помню, хотя подростком в какой-то момент страшно колебался. Но в церковь ходил. У меня были сомнения другого рода. Мы с пеленок слышали от русских, окружающих нас, только о России. Это были рассказы о вещах, которые принадлежали преданию, а не той реальности, в которой мы жили. Россия принадлежала преданию. Мы много знали о ней по воспоминаниям людей, мы видели ее на открытках, читали книжки о ней. Мы жили духовно, но не в реальности. Мой крестный был казаком царского округа и рассказывал, как они ловили рыбу, произнося названия рыб, которых я никогда в жизни не видел. Мои родители никогда в жизни не ссорились, наш семейный очаг был тихим, мирным. И все у нас было устроено по-своему, прочно. Дома мы жили как будто в России, а утром выходили во Францию, где все было по-другому. У нас было довольно мало друзей среди французов, свой круг, и нас это обогащало. А мальчики, живущие в провинции, где не было церкви, ничего не видели, кроме семьи. Они подрастали, играли в футбол в местной команде и незаметно становились французами с русской фамилией, ведь у них не было такой общественной опоры, как у нас.

– Близок ли Вам «символ веры», который сложил для себя Достоевский – «верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».

– Мир делится на две части – на тех, кто со Христом, и на тех, кто против Христа. И не сомневайтесь, что те, кто против Христа, они с дьяволом. Это так! Так лучше быть со Христом!

1 июня 2017 года в адрес Синода РПЦЗ была направлена - от имени женевского Общества Русской церкви, официального собственника Крестовоздвиженского собора, и прихожан - формальная просьба об отстранении архиепископа Михаила «от его обязанностей как главы Западно-Европейской епархии или, по крайней мере, архиепископа Женевского».

Ознакомившись с этим документом, написанном на английском языке, мы не
могли не обратить внимание на ультимативность тона: называлась точная дата, до которой подписанты согласны были ждать решения – 1 октября.

Претензии к архиепископу, сформулированные на 11 с небольшим страницах и дополненные 24 приложениями, в целом касались:

Нарушения и прямой блокировки деятельности Общества русской церкви, собственника храма, и Приходского совета;

Затратного ведения дел в соборе, особенно в последние годы, когда Общество с трудом выискивало средства для ремонта;

Роли возглавляемого Владимиром Якуниным Фонда Андрея Первозванного как частной, но политизированной российской организации и членства архиерея в совете швейцарского представительства Фонда (притом, указывалось в письме, что интересы Фонда часто вступали в противоречие с интересами женевского храма.

Грубости и хамства в отношении клириков и мирян; запретов и изгнаний несогласных.

Судя по всему, послание было воспринято всерьез, поскольку еще 13 сентября находящийся в Нью-Йорке Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей на своём заседании рассматривал вопрос о «сложном положении дел» в Крестовоздвиженском соборе Женевы. Тогда же было решено с 28 сентября временно освободить архиепископа Михаила от всех должностей при Крестовоздвиженском соборе и от управления Западно-Европейской епархией и была создана Синодальная комиссия для выяснения обстоятельств.

15 октября в Женеве назначено общее приходское собрание, на котором будет председательствовать архиепископ Марк Берлинский и Германский.
Временно исправляющим должности настоятеля собора и администратора епархии, с
подчинением напрямую Синодальной комиссии, назначен протоиерей Павел Цветков.

***
В 2004 году зафрахтованный якунинским фондом теплоход уходил из Петербурга на Валаам. На обеде чествовали молодую сотрудницу фонда по поводу ея дня рождения. Растроганная именинница молвила: «Мне так приятно все, что происходит. Я ведь по гороскопу Водолей, и всегда мечтал встретить свой день рождения на воде!».

Я сидел за соседним столиком и не выдержал: «Ну Вы бы хоть в православном паломничестве свое язычество не демонстрировали!». Присутствующие архиереи и монаси мой протест не поддержали: против спонсора им никак не было можно возвысить свой глас…

Далее был Кронштадт. Еще не возвращенный церкви огромный Морской собор, а перед ним - рок-концерт с Константином Кинчевым и группой «Алиса».
Предполагалось, что это старт большой всероссийской акции «Поколение-2050». Моя роль была в произнесении проповеди.

На концерте присутствовала вся делегация Фонда, в том числе епископ Михаил Донсков (тогда – епископ Торонто, ныне архиепископ Женевы). И он стал пенять мне – мол, это же было беснование, как можно священнослужителю появляться и проповедовать на таких мероприятиях! Но говорил он это мне - тому, кто был на этом концерте «за послушание», а не его высоким организаторам и по совместительству своим спонсорам.

Этот сеанс разоблачения якобы всегда принципиальной Зарубежной Церкви закончился через несколько часов. Торжественный обед был заказан в модном ресторане «Карл и Фридрих». Ресторан оказался огромен, и пока мы пробирались в отведенную нам залу, я заметил на столах немало немецких вкусностей. Когда мы разместилось, я спросил официанта, можно ли что-то заказывать. Тот ответил, что нет. Но по ходу нашего общения я заметил, что у молодого человека нет нательного крестика. Его разъяснение оказалось примечательным: «Нам тут запрещают крестики носить».

И тут я вспомнил, что за полгода до этого один питерский знакомый рассказал мне про свою подругу: она, филолог с двумя европейскими языками, решила устроиться в какой-то дорогой ресторан. Собеседование прошла с легкостью, но уже при подписании контракта услышала от менеджера: «А эту бижутерию вашу снимите!». – «Это не бижутерия, это нательный крестик» - «Мне все рано, как это называется, по нашим правилам бижутерию носить нельзя. Снимайте!». Девушка развернулась и ушла.

О, как любят у нас сейчас годами и многоустно в эфире пересказывать похожие истории, если они происходят с британскими медсестрами или стюардессами. А у нас, на Святой Руси – молчок…

Услышав же объяснение официанта, я понял, что с той девушкой история случилась именно в этом ресторане с дорогими для каждого русского именами.
Вскоре мне предоставили слово для вознесения тоста. Я же пересказал эти две истории про официантов и высказал пожелание, чтобы больше никогда церковные группы не ходили сюда и не давали церковные (или хотя бы потенциально церковные) деньги врагам Креста Христова.

И – нарвался на гневную отповедь епископа Михаила: отец Андрей, не портите людям настроение, это невежливо по отношению к принимающей стороне…

Так я понял, что православие одинаково по любую сторону океана. Главный мотив, определяющий поведение иерархии – «не портить отношения» с теми, у кого деньги и власть. Цена гневных обличений сергианства зарубежными проповедниками (критиковавших власть, зарубежную для них самих) стала понятной.

И как это было знаково: владыка Михаил возмутился «уступками» перед своими, русскими, детьми (проповедь на их рок-празднике) – и одобрил позицию своих спонсоров, которые, несмотря на свою нарочитую православность, предпочли закрыть глаза на откровенно антихристианские действия.