План-конспект урока по литературе (6 класс) на тему: Урок литературы по повести В.Тендрякова "Весенние перевыртыши". Анализ повести тендрякова "весенние перевертыши"

Весенние перевертыши

Я пребывал в возрасте моего героя Дюшки тридцать восемь лет назад, тогда самолет считался высшим достижением техники, летчик - самой романтической профессией, а недавно скончавшегося К. Э. Циолковского больше знали как изобретателя цельнометаллического дирижабля, а не как пионера космонавтики.

Однако и тогда мальчишки жили сходно с нынешними мальчишками, увлекались фантастикой, верили в могущество науки и не выполняли домашних заданий, влюблялись в кого–то и кого–то ненавидели.

Пожалуй, я бы соврал, если б утверждал, что в этой повести о сегодняшнем детстве нет моего далекого детства. И. С. Тургенев однажды заявил, что биография писателя в его произведениях. И здесь нет исключения из этого правила.

Чем ближе к старости, тем чаще вспоминаешь то, увы, запредельное время, когда обычный мир для тебя начинает переворачиваться в сознании: знакомое вдруг становится непонятным, непонятное - очевидным. Наверное, нет такого человека на земле, который бы не пережил в жизни духовной революции. И чаще всего она происходит в пору отрочества.

Как бы вновь я здесь встретился со своим детством и в то же время хотел, чтоб каждый читатель независимо от возраста встретился со своим.

Владимир Тендряков

Весенние перевертыши

Дюшка Тягунов знал, что такое хорошо, что такое плохо, потому что прожил на свете уже тринадцать лет. Хорошо - учиться на пятерки, хорошо - слушаться старших, хорошо - каждое утро делать зарядку…

Учился он так себе, старших не всегда слушался, зарядку не делал, конечно, не примерный человек - где уж! - однако таких много, себя не стыдился, а мир кругом был прост и понятен.

Но вот произошло странное. Как–то вдруг, ни с того ни с сего. И ясный, устойчивый мир стал играть с Дюшкой в перевертыши.

Он пришел с улицы, надо было садиться за уроки. Вася–в–кубе задал на дом задачку: два пешехода вышли одновременно… Вспомнил о пешеходах, и стало тоскливо. Снял с полки первую подвернувшуюся под руку книгу. Попались «Сочинения» Пушкина. Не раз от нечего делать Дюшка читал стихи в этой толстой старой книге, смотрел редкие картинки. В одну картинку вглядывался чаще других - дама в светлом платье, с курчавящимися у висков волосами.

Исполнились мои желания. Творец

Наталья Гончарова, жена Пушкина, кому не известно - красавица, на которую клал глаз сам царь Николай. И не раз казалось: на кого–то она похожа, на кого–то из знакомых, - но как–то не додумывал до конца. Сейчас вгляделся и вдруг понял: Наталья Гончарова похожа на… Римку Братеневу!

Римка жила в их доме, была старше на год, училась на класс выше. Он видел Римку в день раз по десять. Видел только что, минут пятнадцать назад, - стояла вместе с другими девчонками перед домом. Она и сейчас стоит там, сквозь немытые весенние двойные рамы средь других девчоночьих голосов - ее голос.

Дюшка вглядывался в Наталью Гончарову - курчавинки у висков, точеный нос…

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец.

Дюшка метнулся к дверям, сорвал с вешалки пальто. Надо проверить: в самом ли деле Римка красавица?

А на улице за эти пятнадцать минут что–то случилось. Небо, солнце, воробьи, девчонки - все как было, и все не так. Небо не просто синее, оно тянет, оно засасывает, кажется, вот–вот приподымешься на цыпочки да так и останешься на всю жизнь. Солнце вдруг косматое, непричесанное, весело–разбойное. И недавно освободившаяся от снега, продавленная грузовиками улица сверкает лужами, похоже, поеживается, дышит, словно ее пучит изнутри. И под ногами что–то посапывает, лопается, шевелится, как будто стоишь не на земле, а на чем–то живом, изнемогающем от тебя. И по живой земле прыгают сухие, пушистые, согретые воробьи, ругаются надсадно, весело, почти что понятно. Небо, солнце, воробьи, девчонки - все как было. И что–то случилось.

Он не сразу перевел глаза в ее сторону, почему–то вдруг стало страшно. Неровно стучало сердце: не надо, не надо, не надо! И звенело в ушах.

Не надо! Но он пересилил себя…

Каждый день видел ее раз по десять… Долговязая, тонконогая, нескладная. Она выросла из старого пальто, из жаркой тесноты сквозь короткие рукава вырываются на волю руки, ломко–хрупкие, легкие, летающие. И тонкая шея круто падает из–под вязаной шапочки, и выбившиеся непослушные волосы курчавятся на висках. Ему самому вдруг стало жарко и тесно в своем незастегнутом пальто, он сам вдруг ощутил на своих стриженых висках щекотность курчавящихся волос.

И никак нельзя отвести глаз от ее легко и бесстрашно летающих рук. Испуганное сердце колотилось в ребра: не надо, не надо!

И опрокинутое синее небо обнимает улицу, и разбойное солнце нависает над головой, и постанывает под ногами живая земля. Хочется оторваться от этой страдающей земли хотя бы на вершок, поплыть по воздуху - такая внутри легкость.

Но вот изнутри толчок - сейчас девчоночий базар кончится, сейчас Римка махнет в последний раз легкой рукой, прозвенит на прощание: «Привет, девочки!» И повернется в его сторону! И пройдет мимо! И увидит его лицо, его глаза, угадает в нем подымающуюся легкость. Мало ли чего угадает… Дюшка смятенно повернулся к воробьям.

Привет, девочки! - И невесомые топ, топ, топ за его спиной, едва касаясь земли.

Он глядел на воробьев, но видел ее - затылком сквозь зимнюю шапку: бежит вприпрыжечку, бережно несет перед собой готовые в любой момент взлететь руки, задран тупой маленький нос, блестят глаза, блестят зубы, вздрагивают курчавинки на висках.

Топ, топ - невесомое уже по ступенькам крыльца, хлопнула дверь, и воробьи сорвались с водопадным шумом.

Он освобожденно вздохнул, поднял голову, повел недобрым глазом в сторону девчонок. Все знакомы: Лялька Сивцева, Гуляева Галка, толстая Понюхина с другого конца улицы. Знакомы, не страшны, интересны только тем, что недавно разговаривали с ней - лицом к лицу, глаза в глаза, надо же!

А раскаленная улица медленно остывала - небо становилось обычно синим, солнце не столь косматым. А сам Дюшка обрел способность думать.

Что же это?

Он хотел только узнать: похожа ли Римка на Наталью Гончарову? «Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна…» Он и сейчас не знает - похожа ли?

Двадцать минут назад ее видел.

За эти двадцать минут она не могла измениться.

Значит - он сам… Что с ним?

Вдруг да сходит с ума?

Что, если все об этом узнают?

Страшней всего, если узнает она.

Дюшка жил в поселке Куделино на улице Жан–Поля Марата. Здесь он и родился тринадцать лет тому назад. Правда, улицы Жан–Поля Марата тогда не было, сам поселок тоже только что рождался - на месте деревни Куделино, стоявшей над дикой рекой.

Дюшка помнит, как сносились низкие бараки, как строились двухэтажные улицы - Советская, Боровая, имени Жан–Поля Марата, названная так потому, что в тот год, когда ее начинали строить, был юбилей французского революционера.

Владимир Фёдорович Тендряков жил в 1923-1984 годах. Это советский писатель, который создал 30 повестей и романов. Повесть о подростках «Весенние перевертыши» писатель создал в 1973 году. Рассказывает о школьниках, их взаимоотношениях в своей повести Тендряков. «Весенние перевертыши» (краткое содержание данного произведения) помогут ознакомиться с сюжетом. Но прочтение пересказа займёт всего 5 минут, а оригинала - 2 часа. В 1974 году по мотивам данного произведения был снят художественный фильм. Он идёт полтора часа.

Весенние перевертыши - это переворот в сознании Дюшки - главного героя повествования. Буквально за один день мальчик повзрослел и стал задумываться о смысле жизни, о Тринадцатилетний подросток пытался решить задачу по математике, но она никак не поддавалась. В это время взгляд ребёнка упал на сборник сочинений Пушкина, и юный мыслитель прочитал строки, которые великий поэт посвятил своей жене. Андрей поднял глаза на стену, где висел портрет Натальи Гончаровой, и вдруг понял, как эта женщина похожа на девочку, учившуюся вместе с Дюшкой в школе, Римку Братенёву. Быстро узнать, что было дальше, может помочь краткое содержание. «Весенние перевертыши» - это повесть о добром душевном ребёнке, который умеет любоваться прекрасным и остро чувствует несправедливость.

Противостояние - моральное и физическое

В лиричном настроении выходит подросток из дома и видит компанию ребят во главе с отъявленным хулиганом Санькой. Тот придумал отвратительное развлечение - привязал к лапке лягушки верёвку и кидал её в мишень. Мало того, он пытался привлечь к этому ужасному действу Дюшку Тягунова, но тот наотрез отказался. А друг Дюши, Минька, не смог противостоять напору хулигана. Он погубил лягушку, кинув её в мишень. Дюшка высказал всё, что думает о Саньке. Дети смотрели на мальчика, поражённые его смелостью. Понять, какой отважный был Дюшка, поможет читателю повесть и её краткое содержание. «Весенние перевертыши» - рассказ о чистом душой и помыслами ребёнке. Даже если парню было страшно, он не показывал вида.

Минька сказал, что теперь Дюшке нужно быть осторожным, так как Санька не простит ему высказываний против него. Андрей начал носить в ранце кирпич для самообороны, но никогда его не применял. Однажды на школьном дворе к нему подошёл парень из банды Саньки и сказал, что тот скоро ему отомстит. Дюшка не стал ждать этого, а тотчас же подошёл к Саньке и дал ему пощёчину. Завязалась драка. Всех прямых и косвенных участников происшествия вызвали к директору.

Трагедия и спасение

Вот и подошло к своему финалу краткое содержание. Весенние перевертыши после зимы проявились в поведении не только Дюшки, но и Миньки. Робкий парень удивил всех. Когда директор и учитель математики спросили, зачем Тягунов носит кирпич, то Минька объяснил, что это для самообороны от Саньки, так как тот может и ножом пырнуть. Хулиган вспыхнул, начал доказывать, что у него нет ножа. Тогда робкий Минька начал смело обвинять его, рассказывать, как тот издевается над животными. Санька не простил этого мальчику, и потом действительно пырнул Миньку ножом. Но всё закончилось хорошо. Мама Дюшки, врач, помогла спасти ребёнка.

На этом заканчивается пересказ повести «Весенние перевертыши». Краткое содержание познакомило читателя с основными моментами произведения всего за несколько минут.

Очень кратко Первая любовь заставляет тринадцатилетнего мальчика по-новому взглянуть на окружающих его людей. Он пытается защитить друга от хулигана, а его «возлюбленная» обращает внимание на другого.

Читая Пушкина, тринадцатилетний Дюшка Тягунов делает открытие: на Наталью Гончарову похожа Римка Братенева, которая на класс старше мальчика. Он решает это проверить: выбегает на улицу, видит Римку, и что-то происходит в его душе.

На болоте Дюшка встречает Саньку и Лёвку, подростков старше его на два года. Санька любит издеваться над животными, вот и сейчас он поймал лягушку и заставляет ребят по очереди бить её об стену. Самый слабый из ребят, Минька, отказывается. Дюшка защищает Миньку от Саньки, пробуя увести его, но Минька сопротивляется, он боится Саньки. На Дюшку в один день сваливаются любовь к Римке, ненависть к Саньке и одиночество от предательства Миньки.

Откуда знать мальчишке, что вместе с любовью приходит и ненависть, вместе с неистовым желанием братства - горькое чувство одиночества.

Дома родители заняты своими делами: отец говорит о производственных проблемах, а мать - о тяжёлых больных. Отец даже забыл, что у них сегодня годовщина свадьбы, и родители не заметили, что сын пришёл домой.

Чтобы защититься от Саньки, Дюшка кладёт в портфель кирпич. Занятый мыслями о Римке, мальчик получает двойку по математике. Он обращается за помощью к Лёвке, чтоб тот научил его приёмам борьбы, но тот отказывается. Дюшке остаётся надеяться только на кирпич.

Оказывается, как просто: для того чтобы жить без страха, нужен всего-навсего хороший кирпич.

Учитель математики жалуется Дюшкиным родителям, но они оправдываются тем, что слишком заняты на работе и не могут заняться сыном. Учитель считает, что отец Дюшки должен быть для сына примером, а вот от влияния такого отца, как у Миньки, он бы ребёнка оградил. Дюшка обижается за своего друга, он знает, что Минька несчастен. Минькиного отца в посёлке не любят, мать Миньки всё время жалуется, что муж не зарабатывает, не заботится о семье, да и Минька ходит в рваных ботинках.

Отец Дюшки договаривается с Лёвкиным отцом: Лёвка поможет его сыну в учёбе.

Минька жалуется Дюшке. Его отец добрый и непьющий человек, но они нуждаются. Мать плачет, что муж загубил ей жизнь, несмотря на то, что он её любит. Слёзы матери заставляют Миньку ненавидеть отца.

Однажды на Дюшку набрасывается Санька. Его защищает проходящий мимо Минькин отец. Узнав от Лёвки много нового о Пушкине, Дюшка воображает, что Римка - ожившая Наталья Гончарова. Своим наблюдением он делится с Минькой, который приглашает его на день рождения.

На дне рождения у Миньки Дюшка ближе узнаёт его отца. Для этого человека радость заключается в том, чтоб делать что-то полезное, вещи, еда для него значения не имеют. Мать Миньки придерживается противоположных взглядов. Отец несчастлив из-за безответной любви, а для матери муж и сын - обуза.

Дюшка исправляет двойку по математике. Он счастлив: ему кажется, что Римка вот-вот предложит ему дружить, и он сможет уговорить Минькину маму полюбить своего мужа. Но вскоре Дюшкин мир переворачивается - он видит Римку, идущую рядом с Лёвкой.

Учитель математики находит в Дюшкином портфеле кирпич и приносит его в учительскую. Узнав, что мальчик теперь безоружен, один из Санькиных дружков угрожает Дюшке - сообщает, что у Саньки есть нож. Переполненный ненавистью, Дюшка первый набрасывается на Саньку. Пытающемуся вмешаться Лёвке тоже достаётся. Римка шарахается от Дюшки в сторону.

Дома мать равнодушно перевязывает распухший нос Дюшки, а отец говорит о Минькином отце, как о «перекошенном человеке», и спрашивает Дюшку, хочет ли он стать таким же. И какое сыну дело до Саньки, который любит мучить животных? Доведя сына до истерики, родители спокойно укладывают его в постель.

Дюшку вызывают в учительскую. Там он объясняет, зачем в его портфеле лежал кирпич. Учителя не верят, что Санька опасен. Минька решает защитить друга. Он носит с собой нож, но Санька отбирает оружие и ранит им Миньку. Несмотря на то, что нож был Минькин, а Санька только защищался, Дюшка считает - виноват Санька. Отец с ним согласен. Мать Дюшки даёт Миньке свою кровь.

Не в силах перенести несчастье, Минькин отец решает всё бросить и уехать, но Дюшкин отец берётся сделать из него человека.

Опасность миновала, и Минька идёт на поправку. Дюшкиной маме хочется, чтоб её похвалили, как маленькую, и отец приносит ей нарциссы. В их посёлке нарциссы не росли, и Дюшкин отец съездил ночью на катере в город и оборвал городскую клумбу.

Дюшка извиняется перед Лёвкой и делится с ним своим открытием про Римку, но для Лёвки она обыкновенная девчонка, а не жена Пушкина. Дюшка признаётся Римке в любви, но девочка любит Лёвку, а он - только свои книжки. Мир снова переворачивается.

Я пребывал в возрасте моего героя Дюшки тридцать восемь лет назад, тогда самолет считался высшим достижением техники, летчик – самой романтической профессией, а недавно скончавшегося К. Э. Циолковского больше знали как изобретателя цельнометаллического дирижабля, а не как пионера космонавтики.

Однако и тогда мальчишки жили сходно с нынешними мальчишками, увлекались фантастикой, верили в могущество науки и не выполняли домашних заданий, влюблялись в кого-то и кого-то ненавидели.

Пожалуй, я бы соврал, если б утверждал, что в этой повести о сегодняшнем детстве нет моего далекого детства. И. С. Тургенев однажды заявил, что биография писателя в его произведениях. И здесь нет исключения из этого правила.

Чем ближе к старости, тем чаще вспоминаешь то, увы, запредельное время, когда обычный мир для тебя начинает переворачиваться в сознании: знакомое вдруг становится непонятным, непонятное – очевидным. Наверное, нет такого человека на земле, который бы не пережил в жизни духовной революции. И чаще всего она происходит в пору отрочества.

Как бы вновь я здесь встретился со своим детством и в то же время хотел, чтоб каждый читатель независимо от возраста встретился со своим.

Владимир Тендряков

Дюшка Тягунов знал, что такое хорошо, что такое плохо, потому что прожил на свете уже тринадцать лет. Хорошо – учиться на пятерки, хорошо – слушаться старших, хорошо – каждое утро делать зарядку…

Учился он так себе, старших не всегда слушался, зарядку не делал, конечно, не примерный человек – где уж! – однако таких много, себя не стыдился, а мир кругом был прост и понятен.

Но вот произошло странное. Как-то вдруг, ни с того ни с сего. И ясный, устойчивый мир стал играть с Дюшкой в перевертыши.

Он пришел с улицы, надо было садиться за уроки. Вася-в-кубе задал на дом задачку: два пешехода вышли одновременно… Вспомнил о пешеходах, и стало тоскливо. Снял с полки первую подвернувшуюся под руку книгу. Попались «Сочинения» Пушкина. Не раз от нечего делать Дюшка читал стихи в этой толстой старой книге, смотрел редкие картинки. В одну картинку вглядывался чаще других – дама в светлом платье, с курчавящимися у висков волосами.

Исполнились мои желания. Творец

Наталья Гончарова, жена Пушкина, кому не известно – красавица, на которую клал глаз сам царь Николай. И не раз казалось: на кого-то она похожа, на кого-то из знакомых, – но как-то не додумывал до конца. Сейчас вгляделся и вдруг понял: Наталья Гончарова похожа на… Римку Братеневу!

Римка жила в их доме, была старше на год, училась на класс выше. Он видел Римку в день раз по десять. Видел только что, минут пятнадцать назад, – стояла вместе с другими девчонками перед домом. Она и сейчас стоит там, сквозь немытые весенние двойные рамы средь других девчоночьих голосов – ее голос.

Дюшка вглядывался в Наталью Гончарову – курчавинки у висков, точеный нос…

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец.

Дюшка метнулся к дверям, сорвал с вешалки пальто. Надо проверить: в самом ли деле Римка красавица?

А на улице за эти пятнадцать минут что-то случилось. Небо, солнце, воробьи, девчонки – все как было, и все не так. Небо не просто синее, оно тянет, оно засасывает, кажется, вот-вот приподымешься на цыпочки да так и останешься на всю жизнь. Солнце вдруг косматое, непричесанное, весело-разбойное. И недавно освободившаяся от снега, продавленная грузовиками улица сверкает лужами, похоже, поеживается, дышит, словно ее пучит изнутри. И под ногами что-то посапывает, лопается, шевелится, как будто стоишь не на земле, а на чем-то живом, изнемогающем от тебя. И по живой земле прыгают сухие, пушистые, согретые воробьи, ругаются надсадно, весело, почти что понятно. Небо, солнце, воробьи, девчонки – все как было. И что-то случилось.

Он не сразу перевел глаза в ее сторону, почему-то вдруг стало страшно. Неровно стучало сердце: не надо, не надо, не надо! И звенело в ушах.

Не надо! Но он пересилил себя…

Каждый день видел ее раз по десять… Долговязая, тонконогая, нескладная. Она выросла из старого пальто, из жаркой тесноты сквозь короткие рукава вырываются на волю руки, ломко-хрупкие, легкие, летающие. И тонкая шея круто падает из-под вязаной шапочки, и выбившиеся непослушные волосы курчавятся на висках. Ему самому вдруг стало жарко и тесно в своем незастегнутом пальто, он сам вдруг ощутил на своих стриженых висках щекотность курчавящихся волос.

И никак нельзя отвести глаз от ее легко и бесстрашно летающих рук. Испуганное сердце колотилось в ребра: не надо, не надо!

И опрокинутое синее небо обнимает улицу, и разбойное солнце нависает над головой, и постанывает под ногами живая земля. Хочется оторваться от этой страдающей земли хотя бы на вершок, поплыть по воздуху – такая внутри легкость.

Но вот изнутри толчок – сейчас девчоночий базар кончится, сейчас Римка махнет в последний раз легкой рукой, прозвенит на прощание: «Привет, девочки!» И повернется в его сторону! И пройдет мимо! И увидит его лицо, его глаза, угадает в нем подымающуюся легкость. Мало ли чего угадает… Дюшка смятенно повернулся к воробьям.

– Привет, девочки! – И невесомые топ, топ, топ за его спиной, едва касаясь земли.

Он глядел на воробьев, но видел ее – затылком сквозь зимнюю шапку: бежит вприпрыжечку, бережно несет перед собой готовые в любой момент взлететь руки, задран тупой маленький нос, блестят глаза, блестят зубы, вздрагивают курчавинки на висках.

Топ, топ – невесомое уже по ступенькам крыльца, хлопнула дверь, и воробьи сорвались с водопадным шумом.

Он освобожден но вздохнул, поднял голову, повел недобрым глазом в сторону девчонок. Все знакомы: Лялька Сивцева, Гуляева Галка, толстая Понюхина с другого конца улицы. Знакомы, не страшны, интересны только тем, что недавно разговаривали с ней – лицом к лицу, глаза в глаза, надо же!

А раскаленная улица медленно остывала – небо становилось обычно синим, солнце не столь косматым. А сам Дюшка обрел способность думать.

Что же это?

Он хотел только узнать: похожа ли Римка на Наталью Гончарову? «Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна…» Он и сейчас не знает – похожа ли?

Двадцать минут назад ее видел.

За эти двадцать минут она не могла измениться.

Значит – он сам… Что с ним?

Вдруг да сходит с ума?

Что, если все об этом узнают?

Страшней всего, если узнает она.

Дюшка жил в поселке Куделино на улице Жан-Поля Марата. Здесь он и родился тринадцать лет тому назад. Правда, улицы Жан-Поля Марата тогда не было, сам поселок тоже только что рождался – на месте деревни Куделино, стоявшей над дикой рекой.

Дюшка помнит, как сносились низкие бараки, как строились двухэтажные улицы – Советская, Боровая, имени Жан-Поля Марата, названная так потому, что в тот год, когда ее начинали строить, был юбилей французского революционера.

Весенние перевертыши

Я пребывал в возрасте моего героя Дюшки тридцать восемь лет назад, тогда самолет считался высшим достижением техники, летчик - самой романтической профессией, а недавно скончавшегося К. Э. Циолковского больше знали как изобретателя цельнометаллического дирижабля, а не как пионера космонавтики.

Однако и тогда мальчишки жили сходно с нынешними мальчишками, увлекались фантастикой, верили в могущество науки и не выполняли домашних заданий, влюблялись в кого–то и кого–то ненавидели.

Пожалуй, я бы соврал, если б утверждал, что в этой повести о сегодняшнем детстве нет моего далекого детства. И. С. Тургенев однажды заявил, что биография писателя в его произведениях. И здесь нет исключения из этого правила.

Чем ближе к старости, тем чаще вспоминаешь то, увы, запредельное время, когда обычный мир для тебя начинает переворачиваться в сознании: знакомое вдруг становится непонятным, непонятное - очевидным. Наверное, нет такого человека на земле, который бы не пережил в жизни духовной революции. И чаще всего она происходит в пору отрочества.

Как бы вновь я здесь встретился со своим детством и в то же время хотел, чтоб каждый читатель независимо от возраста встретился со своим.

Владимир Тендряков

Весенние перевертыши

Дюшка Тягунов знал, что такое хорошо, что такое плохо, потому что прожил на свете уже тринадцать лет. Хорошо - учиться на пятерки, хорошо - слушаться старших, хорошо - каждое утро делать зарядку…

Учился он так себе, старших не всегда слушался, зарядку не делал, конечно, не примерный человек - где уж! - однако таких много, себя не стыдился, а мир кругом был прост и понятен.

Но вот произошло странное. Как–то вдруг, ни с того ни с сего. И ясный, устойчивый мир стал играть с Дюшкой в перевертыши.

Он пришел с улицы, надо было садиться за уроки. Вася–в–кубе задал на дом задачку: два пешехода вышли одновременно… Вспомнил о пешеходах, и стало тоскливо. Снял с полки первую подвернувшуюся под руку книгу. Попались «Сочинения» Пушкина. Не раз от нечего делать Дюшка читал стихи в этой толстой старой книге, смотрел редкие картинки. В одну картинку вглядывался чаще других - дама в светлом платье, с курчавящимися у висков волосами.

Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Наталья Гончарова, жена Пушкина, кому не известно - красавица, на которую клал глаз сам царь Николай. И не раз казалось: на кого–то она похожа, на кого–то из знакомых, - но как–то не додумывал до конца. Сейчас вгляделся и вдруг понял: Наталья Гончарова похожа на… Римку Братеневу!

Римка жила в их доме, была старше на год, училась на класс выше. Он видел Римку в день раз по десять. Видел только что, минут пятнадцать назад, - стояла вместе с другими девчонками перед домом. Она и сейчас стоит там, сквозь немытые весенние двойные рамы средь других девчоночьих голосов - ее голос.

Дюшка вглядывался в Наталью Гончарову - курчавинки у висков, точеный нос…

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Дюшка метнулся к дверям, сорвал с вешалки пальто. Надо проверить: в самом ли деле Римка красавица?

А на улице за эти пятнадцать минут что–то случилось. Небо, солнце, воробьи, девчонки - все как было, и все не так. Небо не просто синее, оно тянет, оно засасывает, кажется, вот–вот приподымешься на цыпочки да так и останешься на всю жизнь. Солнце вдруг косматое, непричесанное, весело–разбойное. И недавно освободившаяся от снега, продавленная грузовиками улица сверкает лужами, похоже, поеживается, дышит, словно ее пучит изнутри. И под ногами что–то посапывает, лопается, шевелится, как будто стоишь не на земле, а на чем–то живом, изнемогающем от тебя. И по живой земле прыгают сухие, пушистые, согретые воробьи, ругаются надсадно, весело, почти что понятно. Небо, солнце, воробьи, девчонки - все как было. И что–то случилось.

Он не сразу перевел глаза в ее сторону, почему–то вдруг стало страшно. Неровно стучало сердце: не надо, не надо, не надо! И звенело в ушах.

Не надо! Но он пересилил себя…

Каждый день видел ее раз по десять… Долговязая, тонконогая, нескладная. Она выросла из старого пальто, из жаркой тесноты сквозь короткие рукава вырываются на волю руки, ломко–хрупкие, легкие, летающие. И тонкая шея круто падает из–под вязаной шапочки, и выбившиеся непослушные волосы курчавятся на висках. Ему самому вдруг стало жарко и тесно в своем незастегнутом пальто, он сам вдруг ощутил на своих стриженых висках щекотность курчавящихся волос.

И никак нельзя отвести глаз от ее легко и бесстрашно летающих рук. Испуганное сердце колотилось в ребра: не надо, не надо!

И опрокинутое синее небо обнимает улицу, и разбойное солнце нависает над головой, и постанывает под ногами живая земля. Хочется оторваться от этой страдающей земли хотя бы на вершок, поплыть по воздуху - такая внутри легкость.

Но вот изнутри толчок - сейчас девчоночий базар кончится, сейчас Римка махнет в последний раз легкой рукой, прозвенит на прощание: «Привет, девочки!» И повернется в его сторону! И пройдет мимо! И увидит его лицо, его глаза, угадает в нем подымающуюся легкость. Мало ли чего угадает… Дюшка смятенно повернулся к воробьям.

Привет, девочки! - И невесомые топ, топ, топ за его спиной, едва касаясь земли.

Он глядел на воробьев, но видел ее - затылком сквозь зимнюю шапку: бежит вприпрыжечку, бережно несет перед собой готовые в любой момент взлететь руки, задран тупой маленький нос, блестят глаза, блестят зубы, вздрагивают курчавинки на висках.

Топ, топ - невесомое уже по ступенькам крыльца, хлопнула дверь, и воробьи сорвались с водопадным шумом.

Он освобожденно вздохнул, поднял голову, повел недобрым глазом в сторону девчонок. Все знакомы: Лялька Сивцева, Гуляева Галка, толстая Понюхина с другого конца улицы. Знакомы, не страшны, интересны только тем, что недавно разговаривали с ней - лицом к лицу, глаза в глаза, надо же!