До сих пор не совсем понимаю, до сих пор не совсем понимаю. От имени павших И откуда взялось столько силы даже в самых слабейших из нас

Только вдумайся, вслушайся
В имя "Россия"!
В нем и росы, и синь,
И сиянье, и сила.
Я бы только одно у судьбы попросила -
Чтобы снова враги не пошли на Россию...

***
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.

Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.

***
Худенькой, нескладной недотрогой
Я пришла в окопные края,
И была застенчивой и строгой
Полковая молодость моя.

На дорогах родины осенней
Нас с тобой связали навсегда
Судорожный петли окружений,
Отданые с кровью города.

Если ж я солгу тебе по-женски,
Грубо и беспомомощно солгу,
Лишь напомни зарево Смоленска,
Лишь напомни ночи на снегу.

ТЫ ДОЛЖНА!

Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
От родного окопа
Одна
Ты должна оторваться,
И бруствер
Проскочить под обстрелом
Должна.
Ты должна.
Хоть вернешься едва ли,
Хоть "Не смей!"
Повторяет комбат.
Даже танки
(Они же из стали!)
В трех шагах от окопа
Горят.
Ты должна.
Ведь нельзя притворяться
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
"Сестрица!"
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит...

Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы - девчата,
Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты -
То юность моя в огне...
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.

Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943

На носилках, около сарая,
На краю отбитого села,
Санитарка шепчет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила...

И бойцы вокруг нее толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать - это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть...

Через много лет в глазах любимой,
Что в его глаза устремлены,
Отблеск зарев, колыханье дыма
Вдруг увидит ветеран войны.

Вздрогнет он и отойдет к окошку,
Закурить пытаясь на ходу.
Подожди его, жена, немножко -
В сорок первом он сейчас году.

Там, где возле черного сарая,
На краю отбитого села,
Девочка лепечет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила...

КОМБАТ

Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули -
Всегда стрелял без промаха комбат.

Упали парни, ткнувшись в землю грудью,
А он, шатаясь, побежал вперед.
За этих двух его лишь тот осудит,
Кто никогда не шел на пулемет.

Потом в землянке полкового штаба,
Бумаги молча взяв у старшины,
Писал комбат двум бедным русским бабам,
Что... смертью храбрых пали их сыны.

И сотни раз письмо читала людям
В глухой деревне плачущая мать.
За эту ложь комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!

БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ

Хочу,чтоб как можно спокойней и суше
Рассказ мой о сверстницах был...
Четырнадцать школьниц - певуний, болтушек -
В глубокий забросили тыл.

Когда они прыгали вниз с самолета
В январском продрогшем Крыму,
"Ой, мамочка!" - тоненько выдохнул кто-то
В пустую свистящую тьму.

Не смог побелевший пилот почему-то
Сознанье вины превозмочь...
А три парашюта, а три парашюта

Оставшихся ливня укрыла завеса,
И несколько суток подряд
В тревожной пустыне враждебного леса
Они свой искали отряд.

Случалось потом с партизанками всяко:
Порою в крови и пыли
Ползли на опухших коленях в атаку -
От голода встать не могли.

И я понимаю, что в эти минуты
Могла партизанкам помочь
Лишь память о девушках, чьи парашюты
Совсем не раскрылись в ту ночь...

Бессмысленной гибели нету на свете -
Сквозь годы, сквозь тучи беды
Поныне подругам, что выжили, светят
Три тихо сгоревших звезды...

ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ

Машенька, связистка, умирала
На руках беспомощных моих.
А в окопе пахло снегом талым,
И налет артиллерийский стих.
Из санроты не было повозки,
Чью-то мать наш фельдшер величал.

...О, погон измятые полоски
На худых девчоночьих плечах!
И лицо - родное, восковое,
Под чалмой намокшего бинта!..

Прошипел снаряд над головою,
Черный столб взметнулся у куста...

Девочка в шинели уходила
От войны, от жизни, от меня.
Снова рыть в безмолвии могилу,
Комьями замерзшими звеня...

Подожди меня немного, Маша!
Мне ведь тоже уцелеть навряд...

Поклялась тогда я дружбой нашей:
Если только возвращусь назад,
Если это совершится чудо,
То до смерти, до последних дней,
Стану я всегда, везде и всюду
Болью строк напоминать о ней -
Девочке, что тихо умирала
На руках беспомощных моих.

И запахнет фронтом - снегом талым,
Кровью и пожарами мой стих.

Только мы - однополчане павших,
Их, безмолвных, воскресить вольны.
Я не дам тебе исчезнуть, Маша, -
Песней возвратишься ты с войны!

БИНТЫ

Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна приросшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем - так учили нас.
Одним движеньем - только в этом жалость...
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
На бинт я щедро перекись лила,
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: "Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться - беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки".
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.

Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты...
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!

ЕЛКА

На втором Белорусском еще продолжалось затишье,
Шел к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень.

Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось - конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье - совсем не до грусти в огне!)

Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо - ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.

А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица елка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?

Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,
Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад...
Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.

Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти,
всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки...
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: "Ложись!"

Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу...

Сколько было потом новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту забыть не могу...

Кто-то плачет, кто-то злобно стонет,
Кто-то очень-очень мало жил...
На мои замерзшие ладони голову товарищ положил.
Так спокойны пыльные ресницы,
А вокруг нерусские поля...
Спи, земляк, и пусть тебе приснится
Город наш и девушка твоя.
Может быть в землянке после боя
На колени теплые ее
Прилегло кудрявой головою
Счастье беспокойное мое.

ОРДЕН ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Дополз до меня связной -
На перевязи рука:
"Приказано в шесть ноль-ноль
Явиться вам в штаб полка".

Подтянут, широкоскул,
В пугающей тишине
Полковник в штабном лесу
Вручил "За отвагу" мне.

То было сто лет назад...
Могла ль увидать в тот час
Высокий парадный зал,
Сверкавший от люстр и глаз.

Могло ли в окопном сне
Когда-то присниться мне?
Ничто не забудут, нет!
Присниться, что ордена
Солдатам своим страна
Вручит через сорок лет?
Что вспомню я в этот миг
"За Родину!" хриплый крик?..

Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.

Мама!
Мама!
Я дошла до цели...
Но в степи, на волжском берегу,
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.

ЗИНКА

Памяти однополчанки - Героя Советского Союза Зины Самсоновой.

1.
Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, сырой земле.
- Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня лишь она одна.

За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет.
Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет...
Отогрелись мы еле-еле,
Вдруг нежданный приказ: "Вперед!"
Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

2.
С каждым днем становилось горше,
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку,
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав,
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

3.
- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала...

* * *
Не знаю, где я нежности училась,-
Об этом не расспрашивай меня.
Растут в степи солдатские могилы,
Идет в шинели молодость моя.

В моих глазах - обугленные трубы.
Пожары полыхают на Руси.
И снова
нецелованные губы
Израненный парнишка закусил.

Нет!
Мы с тобой узнали не по сводкам
Большого отступления страду.
Опять в огонь рванулись самоходки,
Я на броню вскочила на ходу.

А вечером
над братскою могилой
С опущенной стояла головой...
Не знаю, где я нежности училась, -
Быть может, на дороге фронтовой...

* * *
И откуда
Вдруг берутся силы
В час, когда
В душе черным-черно?..
Если б я
Была не дочь России,
Опустила руки бы давно,
Опустила руки
В сорок первом.
Помнишь?
Заградительные рвы,
Словно обнажившиеся нервы,
Зазмеились около Москвы.
Похоронки,
Раны,
Пепелища...
Память,
Душу мне
Войной не рви,
Только времени
Не знаю чище
И острее
К Родине любви.
Лишь любовь
Давала людям силы
Посреди ревущего огня.
Если б я
Не верила в Россию,
То она
Не верила б в меня.

* * *
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной.
И хотя пятилетки бегут
Торопясь,
Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь.

Я -- связная.
Пусть грохот сражения стих:
Донесеньем из боя
Остался мой стих --
Из котлов окружений,
Пропастей поражений
И с великих плацдармов
Победных сражений.

Я -- связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу:
"Нет, ничто не забыто,
Нет, никто не забыт,
Даже тот,
Кто в безвестной могиле лежит".

ЗАПАС ПРОЧНОСТИ

До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.

И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..
Что гадать!-- Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.

* * *
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью -
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись - не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда...

Я была по-фронтовому резкой,
Как солдат, шагала напролом,
Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.

Мною дров наломано немало,
Но одной вины не признаю:
Никогда друзей не предавала -
Научилась верности в бою.

* * *
Пожилых не помню на войне,
Я уже не говорю про старых.
Правда, вспоминаю, как во сне,
О сорокалетних санитарах.
Мне они, в мои семнадцать лет,
Виделись замшелыми дедками.
"Им, конечно, воевать не след, --
В блиндаже шушукались с годками.--
Побинтуй, поползай под огнем,
Да еще в таких преклонных летах!"

Что ж, годки, давайте помянем
Наших "дедов", пулями отпетых.
И в крутые, злые наши дни
Поглядим на тех, кому семнадцать.
Братцы, понимают ли они,
Как теперь нам тяжело сражаться?--
Побинтуй, поползай под огнем,
Да еще в таких преклонных летах!..
Мой передний край --
Всю жизнь на нем
Быть тому, кто числится в поэтах.
Вечно будет жизнь давать под дых,
Вечно будем вспыхивать, как порох.

Нынче щеголяют в "молодых"
Те, кому уже давно за сорок.

ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ

(На вечере поэтов, погибших на войне)

Сегодня на трибуне мы -- поэты,
Которые убиты на войне,
Обнявшие со стоном землю где-то
В свей ли, в зарубежной стороне.
Читают нас друзья-однополчане,
Сединами они убелены.
Но перед залом, замершим в молчанье,
Мы -- парни, не пришедшие с войны.
Слепят "юпитеры", а нам неловко --
Мы в мокрой глине с головы до ног.
В окопной глине каска и винтовка,
В проклятой глине тощий вещмешок.
Простите, что ворвалось с нами пламя,
Что еле-еле видно нас в дыму,
И не считайте, будто перед нами
Вы вроде виноваты, -- ни к чему.
Ах, ратный труд -- опасная работа,
Не всех ведет счастливая звезда.
Всегда с войны домой приходит кто-то,
А кто-то не приходит никогда.
Вас только краем опалило пламя,
То пламя, что не пощадило нас.
Но если б поменялись мы местами,
То в этот вечер, в этот самый час,
Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,
Губами, что вдруг сделались сухи,
Мы, чудом уцелевшие солдаты,
Читали б ваши юные стихи.

За утратою - утрата,
Гаснут сверстники мои.
Бьет по нашему квадрату,
Хоть давно прошли бои.

Что же делать?-
Вжавшись в землю,
Тело бренное беречь?
Нет, такого не приемлю,
Не об этом вовсе речь.

Кто осилил сорок первый,
Будет драться до конца.
Ах обугленные нервы,
Обожженные сердца!..

***
Я признаться, сберечь не сумела шинели -
На пальто перешили служивую мне.
Было трудное время. К тому же хотели
Мы скорее забыть о войне.

Я пальто из шинели давно износила,
Подарила я дочке с пилотки звезду.
Но коль сердце моё тебе нужно, Россия,
Ты возьми его как в сорок первом году!

«Запас прочности» Юлия Друнина

До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,

В кирзачах стопудовых дошла.

И откуда взялось столько силы

Что гадать! — Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.

Анализ стихотворения Друниной «Запас прочности»

«Запас прочности» входит в число ярких патриотических стихотворений Юлии Друниной. Эта короткая ода Родине, в которой смешалась гордость, любовь, признательность, восхищение страной, что выстояла и победила в ужасной мировой войне. В этом произведении поэтесса использовала интересный приём – сравнение человека и целой страны, который помогает читателю сильнее проникнуться её чувствами и тоже ощутить душевный подъём.

Речь в «Запасе прочности» идёт от первого лица. По всей видимости, после войны прошло уже много лет, и повзрослевшая, умудрённая жизнью героиня, от чьего лица говорит Юлия Владимировна, размышляет о тех силах, которые помогли ей не только не выжить во время изнурительных боёв и длительных переходов, но и не пасть духом. Она говорит о себе:
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.

Действительно, Юлия Друнина прослужила на фронте немало времени, натерпелась сама и видела страдания тысяч других людей, испытала множество тягот. При этом, как многие её неравнодушные современники и современницы, будучи слишком молодой, чтобы отправиться на фронт, приписала себе возраст в документах. Она на самом деле была худенькой девушкой небольшого роста, но с достоинством и честью перенесла все трудности и беды, принесённые войной. Поэтому «стопудовые кирзачи» не стоит воспринимать как просто живописный эпитет. Для Юлии Владимировны это была суровая правда военных будней.

Во второй строфе поэтесса задаёт сама себе риторические вопросы:
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..

В поисках ответа она приходит к выводу, что источником этой поразительной душевной твёрдости явилась Родина. Именно то, что герои войны в России родились и выросли, впитав в себя мощь русской земли, позволило им собраться и защитить свою страну в решающий час. Представляется, что автор здесь сравнивает себя – хрупкую молодую девушку и Россию, до поры казавшуюся слабой, но восставшую во всей своей мощи перед лицом врага. «Вечной прочности вечный запас» — так характеризует потенциал родины Юлия Владимировна, и с этим трудно спорить.

Интересен образ триумфа страны-освободительницы. Поэтесса пишет «к победному Маю», и читатель без труда представляет себе весну, распускающиеся чудесными цветами флаги и разливающееся в воздухе пение в честь великой победы. Как природа весной, так и Родина возрождается в мае сорок пятого.

«Запас прочности» перекликается со многими произведениями Друниной. Патриотическая тема звучит в стихотворениях «И откуда…», «Веет чем-то родным и древним» и другой лирике, пробуждающей искреннюю гордость и любовь к родине у читателей.

• До сих пор не совсем понимаю,

• как же я, и худа, и мала,

• сквозь пожары к победному Маю

• в кирзачах стопудовых дошла!

• И откуда взялось столько силы

• даже в самых слабейших из нас?

• Что гадать! Был и есть у России

• вечной прочности вечный запас.

• Ю. Друнина

• Российский солдат, как никто другой в мире оценил этот подвиг. В сложной обстановке женщины часто становились образцом нравственной высоты и примером образцового выполнения воинского и человеческого долга.

• Так было и 100 лет назад - в Русско-японскую войну и 65 лет назад - в годы Великой Отечественной.

• Не перечесть всех имён и фамилий, да в этом и нет нужды. Важнее склонить голову перед памятью соотечественниц уже ушедших и успеть отдать дань уважения тем живым, чья юность пришлась на огненные 1940-е.

• Мы знаем о подвигах советских женщин в тылу, на заводах и фабриках, колхозных полях. И никогда не забудем подвига тех женщин-добровольцев, которые вместе с мужчинами стояли на передовых позициях борьбы с врагом.

Женщины-лётчицы,

• Женщины-лётчицы,

• женщины-снайперы,

• женщины-связистки,

• женщины-артиллеристы.

• Едва ли найдётся хоть одна военная специальность, с которой не справились бы наши отважные женщины так же хорошо, как их братья, мужья и отцы.

"На самой страшной войне ХХ века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, но и стреляла из "снайперки", бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на её землю, на её дом, на её детей. "Не женская это доля - убивать", - скажет одна из героинь этой книги... Другая распишется на стенах поверженного рейхстага: "Я, Софья Кунцевич, пришла в Берлин, ЧТОБЫ УБИТЬ ВОЙНУ" То была величайшая жертва, принесённая ими на алтарь Победы. И бессмертный подвиг, всю глубину которого мы с годами мирной жизни постигаем." Повесть "У войны не женское лицо" составили более двухсот рассказов - исповедей женщин - фронтовичек, подпольщиц и партизанок.

Повесть В.Великанова "Тихое оружие" посвящена девушкам-радисткам, работавшим в годы войны на временно оккупированной гитлеровцами территории нашей страны. Их единственным оружием тогда - тихим оружием - была рация, по которой они передавали в Центр важные для фронта сведения. С.Выскубов, проходивший срочную службу в армии, с началом войны добровольно записался в парашютно-десантный батальон и, став радистом, несколько раз забрасывался в тыл врага, к крымским партизанам. О том трудном времени - его повесть "В эфире "Северок".

"Второй фронт открыли наши женщины", - это сказал Фёдор Абрамов с трибуны съезда писателей России. Зал сначала замер от неожиданности, а затем взорвался аплодисментами - такая сила, такая правда была в этих словах. Ведь факт остаётся фактом: пока там наши союзники медлили с открытием второго фронта в Европе, они, наши женщины, в первый же день войны открыли его у себя дома, тут. Открыли своим воистину героическим трудом на заводах и фабриках, на полях и на фермах, открыли на всю глубину воюющего тыла. Эта книга - коллективный портрет советских женщин-коммунисток, которые в годы войны заменили на заводах и колхозных полях ушедших на фронт мужчин, женщин, героически сражавшихся на фронтах, женщин-партизанок. В неё вошли очерки, написанные писателями и журналистами.

Настоящее исследование о воздействии вооружённого конфликта на женщин следует рассматривать как часть усилий МККК по привлечению внимания общественности к тяжёлым испытаниям, выпадающим на долю женщин во время войны. Женский опыт войны многогранен - это разлука, утрата родственников и средств к существованию, повышенный риск сексуального насилия, ранения, смерть. Война вынуждает женщин выполнять неизвестные ей ранее роли и делает необходимым развитие навыков по преодолению трудностей и приобретению новых навыков и умений. Общая и специальная защита, на которую женщины имеют право, должно стать реальностью. Должны прилагаться постоянные усилия к тому, чтобы распространять информацию об обязательствах, вытекающих из международного гуманитарного права, и способствовать их выполнению.

• С такой силой, как в дни войны, никогда не проявлялись величие духа и несгибаемость воли наших советских женщин, их преданность, верность, любовь к Отчизне, их безграничное упорство в труде и героизм на фронте. На страницах книги рассказывается о подвигах женщин на фронтах войны, в тылу, на оккупированной территории.

Документальная повесть об участнице гражданской войны Анне Новиковой. В 15 лет она вступила в Красную Армию и, став пулемётчицей пошла воевать за власть Советов. Одной из первых девушек она окончила Кремлёвские курсы. А потом в составе боевой группы легендарного Камо сражалась на фронте, работала в подполье на Кавказе, принимала участие в победоносном восстании рабочих Баку. Книга написана на основе архивных документов и воспоминаний боевых друзей Анны Новиковой

• Айпин, Е. В окопах / Е. Айпин // Наш современник. - 2007. - №6. - С. 129-137.

• Рассказ фронтовика о женщинах на войне.

• Будко, Д.А. "За истинное милосердие и заботу о людях" / Д.А. Будко // Военно-исторический журнал. - 2006. - №3. - С. 34-38.

• О женщинах, участницах Великой Отечественной войны - кавалерах медали имени Ф.Найтингейл.

• "Был и есть у России вечной прочности вечный запас" // Военно-исторический журнал. - 2006. - №3. - С. 34-38.

• О выставке "Сила слабых. Женщины в Великой Отечественной войне 1941-1945гг." Репродукции картин, форма одежды женщин.

• Веретенникова, Н.М. Женщины-лётчицы во время Великой Отечественной войны / Н.М. Веретенникова // Военно-исторический журнал. - 2009. - №3. - С. 1-2.

• Военнослужащие женщины предпочитали форменную одежду мужского образца // Военно-исторический журнал. - 2008. - №3. - С.1.

• Рисунки формы одежды женщин ВВС РККА 1935-1944 гг.

• Волынская В.А. Годы Великой Отечественной войны в жизни Ксении Петровны Гемп / В.А. Волынская // Защитники Отечества. - Архангельск, 2004. - С.182-186.

• Женщины говорят о войне // Журналист. - 2005. - №8. - С.80.

• Итоги исследования, посвященного участию женщин в зоне конфликтов и войн. На вопросы организаторов ответили более 150 журналисток.

• Иванова, Ю.Н. Женщины в российской армии / Ю.Н. Иванова // Военно-исторический журнал. - 1992. - №3. - С.86-89.

• Женщины на военной службе - явление необычное и в настоящее время. А в былые времена тем более. О подготовке женщин-врачей и сестёр милосердия в 19 веке. О кавалеристках Надежде Дуровой, Александре Тихомировой.

• Кирсанов, Н.А. Мобилизация женщин в Красную Армию в годы фашисткого нашествия / Н.А. Кирсанов // Военно-исторический журнал. - 2007. - №5. - С. 15-17.

• Коровин, В.В. Женщины Курской области в антифашистких добровольческих военизированных формированиях / В.В. Коровин, А.Н. Манжосов, Н.Н. Пожидаева // Военно-исторический журнал. - 2007. - №5. - С.18-23.

• Чигарева, Н.Г. Вклад С.П.Боткина в привлечение женщин к уходу за ранеными и больными / Н.Г. Чигарева, М.Д. Бергман, Д.А. Будко // Военно-исторический журнал. - 2007. - №3. - С. 14-19.

• Особая страница биографии выдающегося русского терапевта С.П.Боткина, связанная с привлечением женщин к работе на медицинском поприще.

• Шайде, К. Коллективные и индивидуальные модели памяти о "Великой Отечественной войне" (1941-1945) / К. Шайде // AB IMPERIO. - 2004. - №3. - С.211-236.

• Воспоминания о войне: официальные и личные. Военные мемуары корреспондента Ирины Эренбург и лётчицы Марины Чечнёвой. Анализ этого исторического материала.

• Юсупова, Л.Н. Участие женщин в разминировании Карелии. 1944-45 гг. / Л.Н. Юсупова // Военно-исторический журнал. - 2007. - №3. - С. 14-19.

• О малоизвестной странице истории войны.

• Девушки 2-й гвардейской Таманской дивизии: медработники, связистки, телефонистки. Фото сделано в двадцатых числах мая 1945 года в Кенигсберге

• Снайперы: Фаина Якимова, Роза Шанина, Лидия Володина

Женщины-партизанки в освобождённом Минске, 1944 год

• До сих пор не совсем понимаю,

  Как же я, и худа, и мала,

  Сквозь пожары к победному Маю

  В кирзачах стопудовых дошла.

  И откуда взялось столько силы

  Даже в самых слабейших из нас?..

  Что гадать! — Был и есть у России

  Вечной прочности вечный запас.

  В этот день захотелось дать подборку знаменитых стихотворений Юлии Владимировны Друниной .

  После начала Великой Отечественной, прибавив себе год (во всех её документах впоследствии было написано, что она родилась 10 мая 1924 года), шестнадцатилетняя Юлия Друнина записалась в добровольную санитарную дружину при РОККе (Российское общество Красного Креста), работала санитаркой в главном госпитале. Окончила курсы медсестёр. В конце лета 1941 года, с приближением немцев к Москве, была направлена на строительство оборонительных сооружений под Можайском. Там, во время одного из авиа налётов, она потерялась, отстала от своего отряда, и была подобрана группой пехотинцев, которым очень нужна была санитарка. Вместе с ними Юлия Друнина попала в окружение и 13 суток пробиралась к своим по тылам противника. Уже в самом конце труднейшего пути, при переходе линии фронта, когда в группе оставалось всего 9 бойцов, командир батальона подорвался на противопехотной мине. Вместе с ним погибли ещё двое бойцов, а Друнину сильно оглушило.

  Оказавшись снова в Москве осенью 1941 года, Юлия Друнина вскоре вместе со школой, в которой директором был её отец, была эвакуирована в Сибирь, в Заводоуковск, Тюменской области. Ехать в эвакуацию она не хотела и согласилась на отъезд только из-за тяжёлобольного отца, перенёсшего в начале войны инсульт. Отец умер в начале 1942 года на руках дочери после второго удара. Похоронив отца, Юлия решила, что больше её в эвакуации ничто не держит, и уехала в Хабаровск, где стала курсантом Школы младших авиационных специалистов (ШМАС).

  Через некоторое время девушкам — младшим авиаспециалистам — объявили, что их вместо отправки в боевые части переводят в женский запасной полк. Перспектива оказаться вдали от фронта казалась для Друниной невыносимой. Узнав о том, что девушек-медиков, в порядке исключения, всё-таки направят в действующую армию, она спешно нашла своё свидетельство об окончании курсов медсестёр и уже через несколько дней получила направление в санитарное управление 2-го Белорусского фронта.

  По прибытии на фронт Юлия Друнина получила назначение в 667-й стрелковый полк 218-й стрелковой дивизии. В этом же полку воевала санинструктор Зинаида Самсонова (погибла 27 января 1944 года, посмертно удостоена звания Героя Советского Союза), которой Друнина посвятила одно из самых сильных своих стихотворений «Зинка».

  Мы легли у разбитой ели,

  Ждем, когда же начнет светлеть.

  Под шинелью вдвоем теплее

  На продрогшей, сырой земле.

  — Знаешь, Юлька, я против грусти,

  Но сегодня она не в счет.

  Где-то в яблочном захолустье

  Мама, мамка моя живет.

  У тебя есть друзья, любимый,

  У меня лишь она одна.

  За порогом бурлит весна.

  Старой кажется: каждый кустик

  Беспокойную дочку ждет.

  Знаешь, Юлька, я против грусти,

  Но сегодня она не в счет…

  Отогрелись мы еле-еле,

  Вдруг нежданный приказ: «Вперед!»

  Снова рядом в сырой шинели

  Светлокосый солдат идет.

  С каждым днем становилось горше,

  Шли без митингов и знамен.

  В окруженье попал под Оршей

  Наш потрепанный батальон.

  Зинка нас повела в атаку,

  Мы пробились по черной ржи,

  По воронкам и буеракам,

  Через смертные рубежи.

  Мы не ждали посмертной славы,

  Мы хотели со славой жить.

  …Почему же в бинтах кровавых

  Светлокосый солдат лежит?

  Ее тело своей шинелью

  Укрывала я, зубы сжав,

  Белорусские ветры пели

  О рязанских глухих садах.

  — Знаешь, Зинка, я против грусти,

  Но сегодня она не в счет.

  Где-то в яблочном захолустье

  Мама, мамка твоя живет.

  У меня есть друзья, любимый,

  У нее ты была одна.

  Пахнет в хате квашней и дымом,

  За порогом бурлит весна.

  И старушка в цветастом платье

  У иконы свечу зажгла.

  Я не знаю, как написать ей,

  Чтоб тебя она не ждала…

  В 1943 году Друнина была тяжело ранена — осколок снаряда вошёл в шею слева и застрял всего в паре миллиметров от сонной артерии. Не подозревая о серьёзности ранения, она просто замотала шею бинтами и продолжала работать — спасать других. Скрывала, пока не стало совсем плохо. Очнулась уже в госпитале и там узнала, что была на волосок от смерти. В госпитале, в 1943 году, она написала своё первое стихотворение о войне, которое вошло во все антологии военной поэзии:

  Я только раз видала рукопашный,

  Раз наяву. И тысячу — во сне.

  Кто говорит, что на войне не страшно,

  Тот ничего не знает о войне.

  После излечения Друнина была признана инвалидом и комиссована. Вернулась в Москву. Попыталась поступить в Литературный институт, но неудачно — её стихи были признаны незрелыми. Не попав в институт, оставаться в Москве Юля не захотела и решила вернуться на фронт. Её признали годной к строевой службе.

  Друнина попала в 1038-й самоходный артиллерийский полк 3-го Прибалтийского фронта. Воевала в Псковской области, затем в Прибалтике. В одном из боёв была контужена и 21 ноября 1944 года признана негодной к несению военной службы. Закончила войну в звании старшины медицинской службы. За боевые отличия была награждена орденом Красной звезды и медалью «За отвагу».

  Поэт Юлия Друнина трагически ушла из жизни, покончив с собой 21 ноября 1991 года. В одном из писем, написанных перед уходом из жизни, она говорила: «…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире, такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл…»

  Я порою себя ощущаю связной

  Между теми, кто жив

  И кто отнят войной.

  И хотя пятилетки бегут

  Торопясь,

  Все тесней эта связь,

  Все прочней эта связь.

  Я — связная.

  Пусть грохот сражения стих:

  Донесеньем из боя

  Остался мой стих —

  Из котлов окружений,

  Пропастей поражений

  И с великих плацдармов

  Победных сражений.

  Я — связная.

  Бреду в партизанском лесу,

  От живых

  Донесенье погибшим несу:

  «Нет, ничто не забыто,

  Нет, никто не забыт,

  Даже тот,

  Кто в безвестной могиле лежит".

  С днём защитников Родины!

  Было такое время, когда издевались над теми, кто носит погоны, и офицеры стрелялись от унижения и нищеты по 500 человек в год. Людям верится, что сегодня у нас сильная нормальная армия, где служат те, кто знает, что государство их не бросит, а уж они честно послужат Отечеству.

  Хотя, конечно, хватает горечи и боли.

  Наши люди верят, что армия их всегда защитит.

  День Воина — это праздник всех, кто причастен к войскам, от верховного до рядового, но и праздник всей страны, которой почти всю свою историю приходилось сражаться, чтобы быть.

  В этот мужской праздник давайте перечитаем прекрасную и смелую Юлию Друнину.

  И откуда

  Вдруг берутся силы

  В час, когда

  В душе черным-черно?..

  Если б я

  Была не дочь России,

  Опустила руки бы давно,

  Опустила руки

  В сорок первом.

  Помнишь?

  Заградительные рвы,

  Словно обнажившиеся нервы,

  Зазмеились около Москвы.

  Похоронки, Раны, Пепелища…

  Память,

  Душу мне

  Войной не рви,

  Только времени

  Не знаю чище

  И острее

  К Родине любви.

  Лишь любовь

  Давала людям силы

  Посреди ревущего огня.

  Если б я

  Не верила в Россию,

  То она

  Не верила б в меня.

  БИНТЫ

  Глаза бойца слезами налиты,

  Лежит он, напружиненный и белый,

  А я должна приросшие бинты

  С него сорвать одним движеньем смелым.

  Одним движеньем — так учили нас.

  Одним движеньем — только в этом жалость…

  Но встретившись со взглядом страшных глаз,

  Я на движенье это не решалась.

  На бинт я щедро перекись лила,

  Стараясь отмочить его без боли.

  А фельдшерица становилась зла

  И повторяла: «Горе мне с тобою!

  Так с каждым церемониться — беда.

  Да и ему лишь прибавляешь муки".

  Но раненые метили всегда

  Попасть в мои медлительные руки.

  Не надо рвать приросшие бинты,

  Когда их можно снять почти без боли.

  Я это поняла, поймешь и ты…

  Как жалко, что науке доброты

  Нельзя по книжкам научиться в школе!

  ТЫ ВЕРНЁШЬСЯ

  Машенька, связистка, умирала

  На руках беспомощных моих.

  А в окопе пахло снегом талым,

  И налет артиллерийский стих.

  Из санроты не было повозки,

  Чью-то мать наш фельдшер величал.

  …О, погон измятые полоски

  На худых девчоночьих плечах!

  И лицо — родное, восковое,

  Под чалмой намокшего бинта!..

  Прошипел снаряд над головою,

  Черный столб взметнулся у куста…

  Девочка в шинели уходила

  От войны, от жизни, от меня.

  Снова рыть в безмолвии могилу,

  Комьями замерзшими звеня…

  Подожди меня немного, Маша!

  Мне ведь тоже уцелеть навряд…

  Поклялась тогда я дружбой нашей:

  Если только возвращусь назад,

  Если это совершится чудо,

  То до смерти, до последних дней,

  Стану я всегда, везде и всюду

  Болью строк напоминать о ней —

  Девочке, что тихо умирала

  На руках беспомощных моих.

  И запахнет фронтом — снегом талым,

  Кровью и пожарами мой стих.

  Только мы — однополчане павших,

  Их, безмолвных, воскресить вольны.

  Я не дам тебе исчезнуть, Маша, —

  Песней возвратишься ты с войны!

  БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ

  Хочу, чтоб как можно спокойней и суше

  Рассказ мой о сверстницах был…

  Четырнадцать школьниц — певуний, болтушек —

  В глубокий забросили тыл.

  Когда они прыгали вниз с самолета

  В январском продрогшем Крыму,

  «Ой, мамочка!» — тоненько выдохнул кто-то

  В пустую свистящую тьму.

  Не смог побелевший пилот почему-то

  Сознанье вины превозмочь…

  А три парашюта, а три парашюта

  Оставшихся ливня укрыла завеса,

  И несколько суток подряд

  В тревожной пустыне враждебного леса

  Они свой искали отряд.

  Случалось потом с партизанками всяко:

  Порою в крови и пыли

  Ползли на опухших коленях в атаку —

  От голода встать не могли.

  И я понимаю, что в эти минуты

  Могла партизанкам помочь

  Лишь память о девушках, чьи парашюты

  Совсем не раскрылись в ту ночь…

  Бессмысленной гибели нету на свете —

  Сквозь годы, сквозь тучи беды

  Поныне подругам, что выжили, светят

  Три тихо сгоревших звезды…

  КОМБАТ

  Когда, забыв присягу, повернули

  В бою два автоматчика назад,

  Догнали их две маленькие пули —

  Всегда стрелял без промаха комбат.

  Упали парни, ткнувшись в землю грудью,

  А он, шатаясь, побежал вперед.

  За этих двух его лишь тот осудит,

  Кто никогда не шел на пулемет.

  Потом в землянке полкового штаба,

  Бумаги молча взяв у старшины,

  Писал комбат двум бедным русским бабам,

  Что… смертью храбрых пали их сыны.

  И сотни раз письмо читала людям

  В глухой деревне плачущая мать.

  За эту ложь комбата кто осудит?

  Никто его не смеет осуждать!

  ***

  На носилках, около сарая,

  На краю отбитого села,

  Санитарка шепчет, умирая:

  — Я еще, ребята, не жила…

  И бойцы вокруг нее толпятся

  И не могут ей в глаза смотреть:

  Восемнадцать — это восемнадцать,

  Но ко всем неумолима смерть…

  Через много лет в глазах любимой,

  Что в его глаза устремлены,

  Отблеск зарев, колыханье дыма

  Вдруг увидит ветеран войны.

  Вздрогнет он и отойдет к окошку,

  Закурить пытаясь на ходу.

  Подожди его, жена, немножко —

  В сорок первом он сейчас году.

  Там, где возле черного сарая,

  На краю отбитого села,

  Девочка лепечет, умирая:

  — Я еще, ребята, не жила…

  ***

  Я принесла домой с фронтов России

  Веселое презрение к тряпью —

  Как норковую шубку, я носила

  Шинельку обгоревшую свою.

  Пусть на локтях топорщились заплаты,

  Пусть сапоги протерлись — не беда!

  Такой нарядной и такой богатой

  Я позже не бывала никогда…

  ЁЛКА

  На втором Белорусском еще продолжалось затишье,

  Шел к закату короткий последний декабрьский день.

  Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,

  Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень.

  Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.

  Показалось — конца не предвидится этой войне.

  Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.

  (Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!)

  Показалась могилой землянка в четыре наката.

  Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…

  Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:

  — Почему ты одна? И чего ты повесила нос?

  Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.

  Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?

  Прогревая моторы, ревели немецкие танки,

  Иногда минометы палили незнамо куда.

  А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,

  То застыла не веря: пожарами освещена

  Горделиво и скромно красавица елка стояла!

  И откуда взялась среди чистого поля она?

  Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,

  Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад…

  Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,

  Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.

  Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!

  Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!

  Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…

  Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»

  Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,

  Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу…

  Сколько было потом новогодних сверкающих елок!

  Их забыла, а эту забыть не могу…

  ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ

  Сегодня на трибуне мы — поэты,

  Которые убиты на войне,

  Обнявшие со стоном землю где-то

  В своей ли, в зарубежной стороне.

  Читают нас друзья-однополчане,

  Сединами они убелены.

  Но перед залом, замершим в молчанье,

  Мы — парни, не пришедшие с войны.

  Слепят «юпитеры», а нам неловко —

  Мы в мокрой глине с головы до ног.

  В окопной глине каска и винтовка,

  В проклятой глине тощий вещмешок.

  Простите, что ворвалось с нами пламя,

  Что еле-еле видно нас в дыму,

  И не считайте, будто перед нами

  Вы вроде виноваты, — ни к чему.

  Ах, ратный труд — опасная работа,

  Не всех ведет счастливая звезда.

  Всегда с войны домой приходит кто-то,

  А кто-то не приходит никогда.

  Вас только краем опалило пламя,

  То пламя, что не пощадило нас.

  Но если б поменялись мы местами,

  То в этот вечер, в этот самый час,

  Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,

  Губами, что вдруг сделались сухи,

  Мы, чудом уцелевшие солдаты,

  Читали б ваши юные стихи.

  ***

  Пожилых не помню на войне,

  Я уже не говорю про старых.

  Правда, вспоминаю, как во сне,

  О сорокалетних санитарах.

  Мне они, в мои семнадцать лет,

  Виделись замшелыми дедками.

  «Им, конечно, воевать не след, —

  В блиндаже шушукались с годками. -

  Да еще в таких преклонных летах!"

  Что ж, годки, давайте помянем

  Наших «дедов», пулями отпетых.

  И в крутые, злые наши дни

  Поглядим на тех, кому семнадцать.

  Братцы, понимают ли они,

  Как теперь нам тяжело сражаться? —

  Побинтуй, поползай под огнем,

  Да еще в таких преклонных летах!..

  Мой передний край —

  Всю жизнь на нем

  Быть тому, кто числится в поэтах.

  Вечно будет жизнь давать под дых,

  Вечно будем вспыхивать, как порох.

  Нынче щеголяют в «молодых»

  Те, кому уже давно за сорок.

  ***

  Нет, это не заслуга, а удача

  Стать девушке солдатом на войне.

  Когда б сложилась жизнь моя иначе,

  Как в День Победы стыдно было б мне!

  С восторгом нас, девчонок, не встречали:

  Нас гнал домой охрипший военком.

  Так было в сорок первом. А медали

  И прочие регалии потом…

  Смотрю назад, в продымленные дали:

  Нет, не заслугой в тот зловещий год,

  А высшей честью школьницы считали

  Возможность умереть за свой народ.

  ***

  Качается рожь несжатая.

  Шагают бойцы по ней.

  Шагаем и мы — девчата,

  Похожие на парней.

  Нет, это горят не хаты —

  То юность моя в огне…

  Идут по войне девчата,

  Похожие на парней.

  ***

  Целовались.

  Плакали

  И пели.

  Шли в штыки.

  И прямо на бегу

  Девочка в заштопанной шинели

  Разбросала руки на снегу.

  Мама! Мама!

  Я дошла до цели…

  Но в степи, на волжском берегу,

  Девочка в заштопанной шинели

  Разбросала руки на снегу.

  ***

  Мне близки армейские законы,

  Я недаром принесла с войны

  Полевые мятые погоны

  С буквой «Т» — отличьем старшины.

  Я была по-фронтовому резкой,

  Как солдат, шагала напролом,

  Там, где надо б тоненькой стамеской,

  Действовала грубым топором.

  Мною дров наломано немало,

  Но одной вины не признаю:

  Никогда друзей не предавала —

  Научилась верности в бою.

  ***

  Кто-то плачет, кто-то злобно стонет,

  Кто-то очень-очень мало жил…

  На мои замерзшие ладони

  голову товарищ положил.

  Так спокойны пыльные ресницы,

  А вокруг нерусские поля…

  Спи, земляк, и пусть тебе приснится

  Город наш и девушка твоя.

  Может быть в землянке после боя

  На колени теплые ее

  Прилегло кудрявой головою

  Счастье беспокойное мое.

  ***

  За утратою — утрата,

  Гаснут сверстники мои.

  Бьет по нашему квадрату,

  Хоть давно прошли бои.

  Что же делать? —

  Вжавшись в землю,

  Тело бренное беречь?

  Нет, такого не приемлю,

  Не об этом вовсе речь.

  Кто осилил сорок первый,

  Будет драться до конца.

  Ах обугленные нервы,

  Обожженные сердца!..